Александр Громов - Защита и опора

- Законам природы.

- Да ну? Что-то мне неизвестны такие законы.

- Законам местной природы, - уточнил Фома. - Свихнувшимся местным законам. Вот и все, и нечего тут голову ломать.

- Почему же ломать? Упражнять!

- Ломать, ломать. Причем без толку. Ответа все равно не будет. Георгий Сергеевич всплеснул руками.

- Да какая мне, скажите на милость, разница, будет в конце концов получен ответ или не будет! - внезапно закричал он петушиным фальцетом. - То есть, тьфу, мне, понятно, хотелось бы знать ответ, но если даже я никогда его не узнаю - так что же?! Махнуть рукой? Жить неизвестно зачем, копать огород, кушать вкусные оладьи - кстати, спасибо вам за них - и это все? Употребить остаток жизни на животный идиотизм? Извините, мне этого мало! И вам! - Тонкий костлявый палец уперся в феодала. - И вам тоже этого мало, да-да, я знаю! Уф-ф! - Георгий Сергеевич задохнулся, замахал руками и, отдышавшись, сбавил тон. - Простите меня, Игорь, друг мой... Не сдержался. Но и вы хороши! Вы же не животное, вы человек, это сразу видно. Вы ведь не думаете всей той чепухи, что сейчас наговорили, я уверен. Вы мне просто оппонируете, не так ли? Подход "от противного". Я должен был сразу понять. Виноват. Гм.

Фома лишь похмыкал в ответ. Что тут было сказать? Удивляюсь, мол, как вы еще не устали биться лбом об эту стену?.. Он не устанет. И не поймет вопроса.

- И вот я хочу спросить, - как ни в чем не бывало продолжал Георгий Сергеевич, - наше появление здесь и вообще существование Плоскости - это следствие каких-то неведомых нам объективных законов природы или же чья-то осознанная воля? Допустим, даже не воля, а прихоть. Все равно. Вы знаете, в последнее время я склоняюсь в пользу именно такого предположения. Гм... Это не значит, что я уверовал в Бога. Впрочем, что такое Бог - вопрос чистой философии. Для инков конкистадор верхом на лошади был двухголовым богом. Для нынешних землян роль бога может с успехом выполнить какой-нибудь шибко продвинутый пришелец-инопланетянин. Вы чувствуете, куда я клоню? Если речь идет о законах мироздания, то мы бессильны что-либо изменить. Но если Плоскость - дело рук некоего сверхразумного и могущественного существа, то... мы ведь можем попытаться найти его и договориться, не так ли?

- Угу, - угрюмо кивнул Фома. - Договаривались муравьи с этим, как его... муравьедом.

- Ну почему же с муравьедом? Игорь, друг мой, разве нас едят?

- Лучше бы ели, - буркнул Фома. - Как в "Войне миров". Было бы ясно, что делать: сопротивляться. Подойти на выстрел и размазать гадов. Не выйдет - бациллой их, и все дела.

- Вот! - поднял кверху палец Георгий Сергеевич. - Главное вы уловили: подойти! Только не на выстрел, а на дистанцию, с которой нас услышат. И попытаться наладить контакт.

- Ну хорошо, хорошо. Попытайтесь.

- Легко вам говорить. Что я могу один, да еще сидя в этом - уютном, не спорю - оазисе? Обрасти мхом?

Фома чертыхнулся про себя. Вот, оказывается, к чему вел разговор старый учитель! Надоело ему сиднем сидеть, видите ли. Устроился, как у Христа за пазухой, а недоволен. Ну что ж, путь никому не заказан, вот она Плоскость, перевали через холм и иди...

Только потом не жалуйся.

А если даже умудришься уцелеть, все равно все без толку. Ответа не найдешь. Нет его на Плоскости.

- А вы, Игорь, не хотите попытаться?

- Договориться с этим?.. - Фома зло хохотнул. - О чем? Здесь даже мухи не летают. Комар не прозвенит. Слепень не укусит. Ладно, допустим, я его нашел, этого вашего бога-инопланетянина, и что дальше? Ну вот скажите, как я с ним договорюсь, когда я ненавижу его и все его дела?! Он жизнь мне поломал! И каждый на Плоскости так думает. Ну и зачем вашему продвинутому нас слушать? Что он от нас услышит хорошего?

- М-м... может быть, просьбу?

- А то его, бога местного, не просил никто! Ха!

- Но ведь без персонификации?

- Без чего? - переспросил Фома. - А, понял. Да нет, чепуха все это. Точно. У вас ножницы еще целы? Ну те, которые я приносил. Для стрижки.

- Целы, а что?

- Давайте я вас постригу. А потом вы меня оболваните. Я оброс.

Георгий Сергеевич поморгал.

- Хорошо, - сказал он. - Как хотите. Стричь так стричь. Я вижу, вы сейчас не в настроении вести философские споры. Я все понимаю. У вас проблема: чужак этот странный...

- У меня полно проблем.

- Но эта - первейшая?

- Вот именно.

- Понимаете ли... - начал было Георгий Сергеевич и замолчал. В великом изумлении вонзил куда-то в пространство длинный тощий палец.

- О!

- Что такое? - Фома вскинулся. Свежий, отдохнувший и готовый к любым неожиданностям. Боец. Феодал. Мышцы - пружины, настороженный взгляд исподлобья.

- Человек, - в великом изумлении произнес Георгий Сергеевич, указывая на вершину холма.

Быть может, он говорил что-то еще, пораженный до глубины души видом единственного за три года человека, если не считать феодала, но Фома уже не слушал. Проверяя на бегу, не выпал ли из-за пояса пистолет, он штурмовал песчаный холм в лоб. Песок лавинами срывался из-под ног. Перегиб склона скрыл человеческую фигуру. Уходит? Фома наддал. Его не пугало соображение, что чужак может быть вооружен и настроен враждебно. Жить на Плоскости и не рисковать - такого в природе не бывает... даже в местной свихнувшейся природе. Только бы чужак не ушел из-под носа...

Черта лысого он уйдет! Говорят, у себя дома и стены помогают, ну а на своем куске Плоскости помогает знание местности. Кто в феоде хозяин, ну? Угадайте с трех раз. Угадали?

То-то.

Глава 5

Должно быть, когда-то по Плоскости и в самом деле текли полноводные ручьи или по крайней мере временные водотоки. В древнем сухом русле, петлявшем меж песчаных холмов с той стороны от оазиса, которую Фома условно считал севером, и почему-то совершенно не занесенном песком, сидел на валуне чужак.

Он и не пытался скрыться - лишь спустился с вершины холма и теперь сидел, ковыряя палочкой окаменевший ил, поджидал феодала. Узрев Фому осклабился и помахал рукой в насмешливом приветствии. Оружия при нем не было, если не считать ножа в красивых ножнах на поясе, но выглядел он бодрым и уверенным в себе, а одет был даже щегольски: новенькие, явно свежевыспанные шорты, пропотевшая, но еще вполне годная ковбойка, кроссовки, а на голове белый пробковый шлем с ремешком под подбородком, как у южноафриканского плантатора. Почему-то этот пробковый шлем сразу вызвал у Фомы глубокую неприязнь к визитеру. Пижон. Зачем ему шлем, если нет солнца?

Пока было ясно одно: на валуне сидел тот самый тип, которого видел Юсуф. И насчет высокого роста йеменец не наврал. Не сказал только о крепком сложении чужака - наверное, не разглядел издали.

Атлет хренов. Штангу ему поднимать. Или нет, лучше боксировать. В полутяжелом весе.