Людмила Васильева - Диверсия

Жак лежал, отвернувшись к стене. Катя взяла кисть, в ее движениях появилась четкость, рука с кистью взлетела от палитры к холсту-она писала лицо матери, и лицо это было ее, Катиным, лицом. В глазах такая мольба, такой призыв о помощи, что Севенарт, тайно наблюдавший действия Кати на экране, крепко вцепился в подлокотники кресла и застыл, изумленный. Катя писала, словно одержимая. Сочетание цветов было таким тревожно-буйным, что зрителю было ясно - вместе с этой матерью сгорает Земля. Но вот Катя остановилась, положила кисть, отошла, чтобы взглянуть на картину, затем тихо подошла к ней, вновь взяла кисть и осторожно убрала пламя от волос ребенка и одежды матери. Затем усталым движением руки отбросила прядь волос от своего лица, присела на край ложа, рядом со спящим Жаком, нагнулась к его лицу, поцеловала закрытые веки и вышла из мастерской.

Да, Севенарт понял, что Катя может превзойти в своем творчестве не только Жака, но и всех художников. "Она просто чертовски, невероятно талантлива... Надо только усилить воздействие, подчинить ее нашей воле". И еще одна идея пришлась Севенарту по душе. Этим он решил отличиться перед "высоким гостем" - братом Козимо. Но пока он задумал действовать самостоятельно. Он нашел Катю все там же, в мастерской Жака. За последнее время она заметно побледнела и осунулась, чтото в ее взгляде было настороженное, злое и предвещало, похоже, новый бунт. Севенарт и не подумал откладывать разговор, лишь извинился за вторжение и попросил Катю пройти к ней домой для выяснения неотложного дела. Как ни странно, Катя послушно отправилась с ним.

Парк был погружен в густой туман. Все было напитано влагой: и черные от сырости стволы деревьев с оголенными ветвями, и дорожки, засыпанные гравием. Весь этот осенний день как бы источал монотонность, грусть, а если и был чем хорош, то лишь тем, что вызывал у людей желание поскорее оказаться под кровом, посидеть у камина, насладиться теплом и уютом.

Катя шла рядом с Севенартом, забыв накинуть на голову капюшон плаща, на волосах и лице ее серебрились мелкие капли и стекали с ресниц, и Севенарту казалось, что Катя плачет, что она выплакивает последние слезы, что дальше в таком состоянии оставлять ее нельзя. Севенарт предложил Кате пойти переодеться, а он тем временем сам приготовит кофе. В ответ Катя лишь согласно кивнула головой.

После выпитого кофе Севенарт удобно устроился в кресле, включил камин.

- Как все-таки раньше люди были счастливы. Наверно, жизнь обитателей этого дома текла неторопливо, без нынешних тревог и бешеного ритма. Вы знаете, Катрин, этот особняк очень стар, он повидал множество людей и был свидетелем важных событий...

- Возможно, - Катя перебила плавную речь Севенарта, - но меня сейчас интересует не это... Вы можете понять, что сейчас мне не до светских бесед у камелька...

- Я понимаю и сочувствую, это моя неуклюжая попытка отвлечь вас...

- Ничто мне не поможет, - она затравленно посмотрела на него.

- Не говорите так... Если бы вы знали, какие невероятные усилия я прилагаю, чтобы помочь вам. Я забросил свои обязанности, слишком много думаю о вас... и, кажется, придумал кое-что...

- Если это ради меня, то не старайтесь.

- Не торопитесь говорить так. Я одержим мыслью спасти и Лавера.

- Неужели еще есть надежда?! О! Я воскресну, я буду жить, если это возможно.

- Ради этого я специально вызвал выдающегося ученого, на которого возлагаю все надежды... Он очень, очень высоко... - Севенарт возвел глаза в потолок и указал пальцем вверх: - Заполучить его сюда мне стоило многого.

- Он видел Жака? Сказал что-нибудь?

- Катрин, не так все быстро... Я верю, что врач постарается ему помочь. Но есть одно "но"... Скажите, вам ведь здесь неплохо живется?

- Примерно так, как в хорошей лечебнице для душевнобольных. Я даже порой начинаю сомневаться в своей нормальности. А уж об остальных обитателях и говорить нечего. Все они явно больны... Вы что же, из милосердия их подбираете? И где? Я их имен никогда и не слышала... Но самое удивительное в том, что всем им здесь как будто нравится, и они довольны - все, кроме меня...

- Катрин! Вы забыли, что если бы не мы, вас, по всей вероятности, уже не было бы в живых. Ведь вы знаете, что происходит в мире. И вы еще недовольны... Я завидую вам... Прекрасные условия для жизни и работы. Мы оберегаем вас от всех неприятностей... Не вам жаловаться и выражать недовольство...

- Спасибо, если так...

- Но как же еще? Если вы в чем-то сомневаетесь - говорите. С вами предупредительны - разве я позволю кому-либо обидеть вас?

- Да-да, все это вроде бы так... но что же насчет Жака?

- Ох, Катрин, и характерец у вас... даже моя смелость испаряется при виде вашего разгневанного лица.

- Разве то, что вы хотите сказать, должно вызывать гнев? Какиенибудь условия? Говорите же...

- Условия... вот именно. И вы должны понять, что не я их ставлю.

Дело в том, что мы можем приложить все силы, чтобы спасти Лавера.

Взамен этого вы объявите миру, что современное управление народами Земли неприемлемо и непригодно для нашего времени. Я вам подскажу, что сказать в отношении членов управления союза... Они не так честны, есть достаточно материала, компрометирующего их...

- А кому это нужно? Это что же, мое участие в заговоре?

- Какой заговор? Просто силы оппозиции могут предложить лучшую систему управления миром. Существующая устарела... Взамен вы получите Лавера, свободу, то есть пока вы сможете выбрать несколько мест, где вас не достанет заболевание, а затем, когда болезнь будет побеждена, вы и Лавер будете жить открыто, богато... с вашим-то талантом...

- А к кому, собственно, я должна перейти? На кого вы работаете? Я должна это знать. И почему вы противопоставляете себя "Единству"?

- Не усложняйте все, Катрин. Мы - организация защиты свободы личности от каких бы то ни было политических систем.

- Ну уж, это детские сказки. В странах "Единства" давно следуют принципам свободы личности.

- Лишь в какой-то степени. Давление на личность, особенно творческую, существует...

- В чем конкретно? Я что-то не замечала.

- Тогда поговорим открьгго... Вы хотите спасти Лавера? Так вот, только при этих условиях...

- Ах вот что! Теперь ясно... А сколько вы мне пели, что далеки от политики...

Севенарт едва удержался от резкого ответа. В нем кипела ярость. Он бы сейчас ударил эту дуру. Но злился он больше от того, что ему никак не удавалось подчинить эту особу, сделать покорной... Вот если бы ему позволили, он бы ее проучил, сделал бы куда более покладистой...

- Тогда прекратим разговор. Возитесь со своим Лавером сами...

- Это и вся плата за жизнь Жака?! И вы его точно спасете? Если да, то мне остается лишь одно - принять ваши условия. Но когда! вы приступите к лечению?