Роджер Желязны - Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный
Огонь загорается по краям черного силуэта. Он ревет, вырываясь вперед, как бы намереваясь нанести еще один удар, пламя ярко пылает, и вот Анубис остается один на полу Большого Зала.
Он медленно встает и поднимает посох левой рукой. Его красный язык высовывается, спотыкаясь, он идет к своему трону. Огромное окно появляется в воздухе, и он смотрит в него на Создание Жизни.
— Озирис! — говорит он. — Дьявол жив.
— Что ты хочешь этим сказать? — слышит он в ответ.
— Сегодня тень лошади упала на меня.
— Это плохо. В особенности сейчас, когда ты послал своего нового посланника.
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть свои способы. Но и я сделал то же самое, впервые, и это мой сын, Гор. Надеюсь, что мне удастся отозвать его вовремя.
— Да, мне всегда нравился Гор.
— А как с твоим посланником?
— Я не буду отзывать его. Мне было бы очень любопытно посмотреть, как Тайфун попробует уничтожить его.
— Твой Оаким — кто он на самом деле? Кем он был?
— Это мое дело.
— Если… если окажется, что он тот, кем, я думаю, он может быть, — а ты знаешь, кого я имею в виду, — отзови его, пес, или между нами никогда не будет мира, если оба мы вообще останемся при этом живы.
Анубис усмехается.
— А был ли между нами когда-нибудь мир?
— Нет, — отвечает Озирис, — раз уж зашел такой откровенный разговор.
— Но Принц действительно начал угрожать нам в первый раз, он грозил, что покончит с нашим правлением.
— Да, уже двенадцатый год на исходе, и мы должны действовать. Может быть, пройдут века, как он говорил, прежде чем он выступит против нас. Но выступит он непременно, потому что он всегда держит свое слово. Кто знает, однако, что у него на уме?
— Не я.
— Что случилось с твоей правой рукой?
— Тень упала на нее.
— Так вот, оба мы погибнем под этой тенью, если ты не отзовешь своего посланника. Появление Тайфуна полностью все изменило. Мы должны связаться с Принцем, попытаться договориться с ним, упросить его.
— Он слишком умен, чтобы быть обманутым фальшивыми обещаниями, и ты недооцениваешь Оакима.
— Может быть, нам надо договориться с ним по-честному, не восстанавливать его, само собой…
— Нет! Мы восторжествуем!
— Докажи это, заменив свою руку такой, которая работала бы!
— Я сделаю это.
— Прощай, Анубис, и помни — даже фуга бессильна против Ангела Дома Огня.
— Я знаю. Прощай, Ангел Дома Жизни.
— Почему ты называешь меня моим древним именем?
— Потому что ты боишься, что возвращаются старые времена, Озирис.
— Тогда отзови Оакима.
— Нет.
— Тогда прощай, глупый Ангел, падший из падших.
— Адье.
И окно заполняется звездами и энергией, пока не закрывается полностью от движения левой руки между пламенем чаш.
Молчание наступает в Доме Мертвых.
Наброски
… Евнух, священник высшей касты, ставит тонкие свечи перед парой рваных башмаков.
… Собака треплет грязную перчатку, которая видела много лучших веков.
… Северный Ветер ударяет по крохотной серебряной наковальне своими пальцами — деревянными молоточками. На металл ложится дорожка голубого света.
Явление Железного Генерала
Вверх смотрит Оаким, видя Железного Генерала.
— Где-то в глубине моей души я чувствую, что должен знать о нем, — говорит Оаким.
— Перестань, — говорит Брамин, трость и глаза которого сверкают зеленым огнем. — Все знают о Генерале, который скачет в одиночку. По страницам истории раздается топот его боевого коня Бронзы. Он летал в эскадрилье Лафайэта. Он бился, удерживая Джарамскую долину. Он помогал оборонять Сталинград лютой зимой. С горсткой друзей он пытался захватить Кубу. На каждом поле сражения он оставлял частичку самого себя. Он разбил свой лагерь в Вашингтоне, когда настали тяжелые времена, пока более великий генерал не попросил его уйти. Он был побежден в битве при Литл-Роке, а в Беркли ему плеснули в лицо кислотой. Он был в черных списках, потому что когда-то состоял членом подполья. Все правые дела, за которые он сражался, давно похоронены, но частичка его умирала каждый раз, когда появлялось новое дело, за которое он бросался в бой. Он выжил, каким-то чудом пережив свой век, с искусственными конечностями и с искусственным сердцем и венами, со вставленными зубами и стеклянными глазами, с пластинкой в черепе и костями из пластика, с кусочками проволоки и фарфора внутри тела, пока, наконец, наука не научилась делать все это лучше, чем то, с чем человек появлялся на свет. Его вновь собрали, кусочек за кусочком, пока в следующем веке он не стал превосходить любого человека из плоти и крови. И вновь он бился в повстанческих отрядах, и вновь его разбивали на мелкие кусочки в войнах, которые отдельные миры вели против федерации. Он всегда в каком-нибудь черном списке, он играет на своем банджо и не обращает внимания на это, потому что он поставил себя вне закона, всегда подчиняясь его духу, а не букве. Много раз он заменял металлические части своего тела и вновь становился полноценным человеком, но всегда бросался на помощь, как бы далеко она ни требовалась — и тогда вновь он терял свою человечность. Он резко спорил с Троцким, который объяснял ему, что писателям мало платят, он одно время поддерживал Фиделя Кастро — и понял, что юристам тоже платят мало. Почти всегда его побеждают, и используют, и пользуются им, но ему это все равно, потому что его идеалы значат для него больше, чем его плоть. Теперь же, конечно, дело Принца Имя Которому Тысяча не очень кое-кому нравится. Из того, что ты говорил, я понял, что те, кто против Дома Жизни и Дома Мертвых, будут считаться сторонниками Принца, которому никакие сторонники не нужны, хотя это и не имеет значения. Я также рискну высказать предположение, что Генерал будет поддерживать его, так как для него Принц является меньшинством — один против всех. Генерала можно победить, но его никогда нельзя уничтожить, Оаким! А вот и он. Спроси его сам, если желаешь.
Железный Генерал спешивается со своего коня и стоит сейчас перед Оакимом и Брамином, как железная статуя в десять часов вечера, летом, когда нет луны.
— Я увидел твой маяк, Ангел Седьмого Поста.
— Увы, этот титул исчез вместе с постом, сэр.
— Тем не менее я признаю права правительства в изгнании, — говорит Генерал, и голос его настолько красив, что его можно слушать годами.
— Благодарю вас. Но я боюсь, что вы пришли слишком поздно. Этот Оаким, который является мастером темпоральной фуги, я чувствую, уничтожит Принца, и таким образом уничтожит всякую надежду на наше возвращение. Разве не так, Оаким?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});