Святослав Логинов - Филолог

Таково было первое лингвистическое потрясение Вериса на старой Земле.

— Я собираюсь осматривать всё, — твёрдо произнёс Верис и, желая зарезервировать за собой право на неожиданные поступки, добавил: — И собираюсь всему удивляться.

— Только это,  — квакнул начальник.

Верис демонстративно усмехнулся. Он давно уже стоял на ногах, пристально рассматривая бледное лицо сидящего.

— Я буду демонстрировать своё удивление только сюда.

Можно ли сказать «демонстрировать сюда»? Фраза звучит совершенно не по-русски. Но и разговаривать с применением телепатии — тоже не по-русски, так что приходится терпеть бредовые сочетания.

— С народом не должен случаться облом, — чуть успокоившись, произнёс начальник.

Ага, из контекста ясно, что облом случается, когда вместо сладостного обмана человек обнаруживает горькую правду! Вот, значит, как называется то состояние, в котором пребывает Верис последние дни!

— Облома не будет, — пообещал Верис.

Начальник кивнул. К нему постепенно возвращалась уверенность, и он даже вновь рискнул неприметно прощупать подозрительного незнакомца. Верис тоже попытался проникнуть в сознание противника, но тот был открыт лишь на внешнем уровне, дальше таилась недосказанность. Однако Верис сумел понять, что допустил какой-то промах, и тем самым заронил в душу главного сомнение, точно ли ревизор перед ним. Верис глянул на себя чужими глазами ах вот, что! — главный сидит, а Верис стоит перед ним!

— Встань и говори всё, — приказал Верис.

Обветшалый глагол «казать» давно уже не используется без приставок, необходимых, словно костыль для старика. Подсказать — помочь в достижении цели; заказать — пожелать, чтобы нечто было сделано; указать — то же самое, но с обозначение путей и способов достижения желаемого. А приказать — значит указать жёстко, так что никакие обстоятельства и возражения не принимаются во внимание. Приказать может только тот, у кого есть на это право.

Начальник, не успевший собраться с духом, сдался, почувствовав сталь в голосе Вериса.

— Тут близко Ржавые болота.

— Дальше — это уже не разговор, а допрос сломленного противника. Главный ещё не договаривал, но готов был признаться в чём угодно.

— Там водятся глухие варвары.

«Говори до конца», — мысленно подстегнул главного Верис.

— Они опасны. Если проверяющий ненароком забредёт туда, — сомнамбулически произносил самоубийственные слова начальник, — может случиться так, что все мои неприятности исчезнут сами собой

— Не исчезнут, — пообещал Верис. — Ничего со мной не случится.

— Сколько охраны дать вам? — голос начальника хрипл, он в ужасе, что так глупо сломался, и отчаянно надеется, что ему не вменят в вину силком вырванное признание.

— Нисколько. Я не боюсь ни глухих, ни слышащих варваров.

Варвар — тот, кто не умеет говорить, вернее, говорит по-английски, вместо слов произносит дурацкие звуки: «Вар-вар!..» Разумеется, человек, обладающий речью, не может бояться столь убогого существа.

Главный, сам недалеко ушедший от варвара, не понял ни слов, ни мыслей собеседника, но в нём вновь затеплилась надежда, на этот раз на таинственных глухих варваров, которые могли бы избавить его от Верисовой проверки. Пряча задавленную улыбку, он поклонился.

— Как вам будет угодно.

— Мне угодно узнать, где я мог бы поселиться на первое время.

Главный сумел постичь лишь часть вопроса. В его словарном запасе не было понятия «первое время», и он отчаянно пытался додуматься, что оно означает. Может быть, пришелец сам собирается занять место начальника и делит время на до и после исполнения намерения? Или в этих словах скрыто что-нибудь ещё похуже?

Если бы начальник меньше копался в чужих мозгах и больше занимался лингвистикой, он легко сообразил бы, что имеет дело с новичком. Первые времена — эпоха, когда люди не владели речью и, соответственно, ничего не понимали в окружающем мире. И раз гость употребил подобное словосочетание, значит, он тоже плохо разбирается в происходящем, но надеется, когда первое время пройдёт, понять, что происходит. Но главный был не способен на подобные выводы и снова испугался. Не человек, а маятник, ежесекундно его бросает от глупого страха к не менее глупой надежде. Такое состояние души и определяется словом «маяться».

— Ну значит это… — тянул он, уже не думая о приличиях.

— Так, где я могу переночевать?

— Где угодно, — с готовностью отстрелил главный. — Можно здесь, у меня, а можно у чистых.

— У чистых, — решительно выбрал Верис, хотя тоже не понимал, что в данном контексте может означать этот термин. Слишком уж не хотелось оставаться рядом с главным и его попрыгунчиками.

«Добро пожаловать в музей-заповедник Старая Земля!»

Огромнейший портал был способен пропустить разом тысячи людей. И люди шли, пусть не тысячи, но заметный поток. Земля, колыбель человечества, привлекала многих, и каждый считал должным за свою бесконечную жизнь хотя бы раз припасть к корням, осмотреть пышные руины, наивные чудеса древности. Кое-кто постоянно жил на Земле, но таких было немного, и большая часть планеты мирно зеленела, забыв о веках перенаселения.

— Советуем начать осмотр с семи чудес античного мира, — зазвучал в ушах голос гида. — Древнеегипетские пирамиды, Храм Герострата в Эфесе, висячие сады вавилонской блудницы Семирамиды.

Недовольно поморщившись, Верис заставил гида умолкнуть. Ясно же, что здесь ни одной подлинной вещи, за десятки тысяч лет рассыплется всё, особенно такой нестойкий предмет, как финансовая пирамида. О большинстве чудес и память сохранилась очень относительная. Взять хотя бы алтарь храма в Олимпии. Его украшает колоссальная статуя олимпийской чемпионки с веслом. А должен быть Зевс, причём вовсе не колоссальный; колосс Родосский — совсем другое чудо. Правда, историки до сих пор спорят, каков из себя этот Зевс. Бык, лебедь или мужчина? Спросили бы Вериса, он бы подсказал, что Зевс, это некто с большим зевом, пастью. Отцом Зевса было всепожирающее время — Кронос. Этот тоже, наверняка, имел не маленький ротик. А служили в храме Зевса жрецы. Тут и филологом не надо быть, чтобы понять, уж эти-то жрать умели. По всему судя, в храме процветал культ большой глотки. Спрашивается, при чём тут олимпийская чемпионка? Только оттого, что город прозывался Олимпией? А в Олимпии, что, не едят?

Верис снисходительно усмехнулся. Легко критиковать других, когда истину не знает никто. Не исключено, что Зевс и его сотрапезники жрецы использовали весло вместо ложки. В конце концов, веселка — это лопатка или ложечка для сбивания масла. И девушка с веслом, на самом деле, молочница, сбивающая масло на завтрак королю. Может оказаться, что угодно, и даже филология не всегда способна помочь.