Рэй Брэдбери - Курсанты Академии

«Что ж, — подумал Флетчер, — возможно, Асенион действительно свихнулся. Но не потерял же он остатки разума и память. И еще… может, у него все же имеются одна-две идейки касательно…»

— А ты, я гляжу, ни чуточки не постарел, — сказал Асенион.

Флетчер почувствовал, что краснеет.

— Господи, Айк, да мы же не виделись всего каких-нибудь полтора года!

— Разве? — в голосе Асениона звучало безразличие. — А мне показалось, гораздо дольше.

И он выдавил рассеянную улыбку. Похоже, он вовсе не был рад встрече с Флетчером и его вовсе не интересовало, что привело бывшего коллегу в его уединенное «орлиное гнездо».

Асенион всегда был со странностями, что, впрочем, и понятно. Держался надменно, отчужденно. И еще в нем всегда чувствовалось превосходство, что страшно раздражало окружающих. Ну, превосходство, это понятно, он всегда был на голову выше их всех. Однако специально он никогда не подчеркивал этого и, дав понять, что он такое, не обращал внимания на то, какое раздражение вызывает порой эта черта.

Теперь же он казался еще более рассеянным и отчужденным, чем прежде. Даже просто совсем чужим…

Нет, внешне он ничуть не изменился. Все та же стройная подвижная фигура, красивое, просто поразительно красивое лицо. Вопреки слухам, будто бы он целый год не выходил из своих апартаментов, ни признака бледности. Кожа все такая же гладкая, смугловатая, оливкового оттенка — такая встречается у жителей Средиземноморья. Волосы, густые и темные, небрежно спадают на широкий лоб. Вот только глаза, серые сверкающие глаза изменились. Прежде у Асениона, какой бы сложной проблемой он ни занимался, в глазах всегда сверкала эдакая игривая искорка, эдакий дьявольский, но в целом добродушный огонек. У этого же мужчины, добровольного пленника цветоводства, на лице застыло совсем иное выражение. То было лицо аскета, рассеянное, немного таинственное. Взгляд цепкий, глаза серые, как и прежде, но в них не светилось и искорки тепла. Они сверкали холодно, точно отражали свет какой-то страшно далекой звезды.

Флетчер откашлялся.

— Я пришел, чтобы…

— Об этом после, ладно, Лью? Прежде хочу показать тебе свою оранжерею. Это, доложу тебе, нечто! Ее пока что еще никто не видел.

— Что ж, раз ты…

— Да, да, настаиваю! Идем. Поверь, это нечто удивительное!

И он повел Флетчера через комнаты и коридоры своего необъятного жилища. Огромный пентхаус был обставлен самым небрежным образом — мебель простая, дешевая, чувствовалось, что за порядком тут никто особенно не следит. Повсюду расхаживали кошки.

Флетчер насчитал пять, шесть, восемь… Они точили когти об обивку, заскакивали в пустующие гардеробы и чуланы, дверцы которых были распахнуты настежь, смотрели вниз со шкафов, набитых грудами бумаг и какими-то книгами с сорванными обложками. В воздухе едко и остро пахло кошачьей мочой.

Затем Асенион резко свернул за угол, в коридорчик, и взору Флетчера, следующего за ним по пятам, открылся совершенно иной мир. Они подошли к огромной застекленной лоджии, как бы опоясывающей здание. И внутри, в зеленоватом сумраке Флетчер увидел сотни, а возможно, даже тысячи совершенно необычайных растений. Одни свисали с потолка, другие карабкались по деревянным стойкам, третьи были расставлены по этажеркам, а часть росла прямо из клумб на полу.

Асенион быстро набрал код на сигнальном устройстве в виде ограненного алмаза, закрепленном в стене.

И стеклянные двери медленно раздвинулись. В лицо ударила волна теплого влажного воздуха.

— Входи! — сказал Асенион. — Быстро!

Казалось, они шагнули в амазонские джунгли. На улице середина зимы, в квартире прохладно и сухо, а тут вдруг их объял, точно складки влажной и липкой ткани, сырой, теплый и сладко пахнущий воздух тропиков. Флетчер не удивился бы, если б услышал над головой пронзительные крики попугаев.

А растения! Странные, причудливые растения, они цеплялись за любой выступ, заполняли все свободное пространство!

Большинство имело примерно одинаковое строение: розетки из широких глянцевитых и продолговатых листьев, расходящихся в разные стороны из чашеобразного отверстия в центре. Такого глубокого, что в нем уместилось бы несколько унций воды. Но если не считать этой общей характеристики, разнились они невероятно. Одни крошечные, другие просто колоссальные. Некоторые по всей длине мясистых сочных листьев испещрены яркими желтыми, красными и пурпурными полосками. Другие пестрые — сплошь состоят из пятен необычайных контрастирующих цветов. А те, у которых листья чисто зеленые, в основании, в том месте, где эти листья сходились вместе, образуя чашечку, были или ядовито-красные, или кремовые, или же имели таинственный и мрачный синеватый оттенок.

Часть растений была вооружена «челюстями» — казалось, эти зубчики вот-вот вопьются в непрошеного гостя. Некоторые были усыпаны нарядными шипами, на кончиках которых произрастали странной формы маленькие цветы. Тут были и другие цветы, просто гигантские, в рост человека, если не выше.

Все сверкало. Все сияло и переливалось красками.

Все говорило о бешеном, неукротимом росте.

Зрелище было завораживающее и одновременно пугающее. На миг Флетчеру показалось, что он заглянул в пасти бесчисленным голодным монстрам. Но он тут же напомнил себе, что это всего лишь растения, образцы, выращенные в парниковых условиях. Да в обычных городских условиях они наверняка и часа не протянут.

— Это и есть ананасовидные, — сказал Асенион. Он с особым смаком произнес название вида, точно то было одно из прекраснейших слов в любом из земных языков. — В основном здесь собраны тропические растения. Обитают, по большей части, в Южной и Центральной Америке. Живут в симбиозе с деревьями, поднимаются по стволам и веткам. Нет, есть и такие, что держатся поближе к земле. Ну, к примеру, такой известный тебе паразит, как ананас. Но в этой комнате собраны сотни других его разновидностей, даже тысячи! А вот здесь, в условиях повышенной влажности, я выращиваю гузмании, и риесии, и даже эчмии. А теперь идем, я покажу тебе тилландсии. Они любят более сухой климат. И еще у меня есть совершенно замечательные образчики хетчий и дюкий, а вон там, в дальнем углу…

— Айк, — робко вставил Флетчер.

— Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда меня так называют!

— Извини, забыл, — Флетчер солгал. Он прекрасно помнил, как назвали родители Асениона. Совершенно непроизносимым именем: Айчабод. Но ни Флетчер и никто другой никогда не называл так Асениона. — Послушай, то, что ты здесь устроил… просто замечательно, великолепно! Потрясающе! И мне не хотелось бы отнимать у тебя много времени. Надо обсудить одну очень серьезную проблему и…