Жюль Верн - Вторжение моря

Нет ничего примечательного в пересохших озерах, именуемых шоттами, или себхами. И все же читателю небезынтересно будет узнать, что рассказывал по дороге господин де Шалле об озерах Джерид и Феджадж, не сохранивших ни капли воды даже в самых глубоких расщелинах. Рассказ инженера предназначался капитану Ардигану и лейтенанту Вийету, который, как это часто случалось в последние дни, присоединился к авангарду экспедиции.

— Собственно воды мы не видим: она покрыта крепкой соляной коркой. Надо сказать, это любопытный геологический феномен[80]. Вы заметили, как гулко отдаются шаги наших лошадей?

— Действительно, — ответил лейтенант, — кажется, кора, того и гляди, треснет у них под ногами.

— Надо быть очень осторожными, — добавил капитан Ардиган, — я не устаю повторять это нашим людям. Говорят, случалось, в самых низких местах лошади внезапно погружались в воду по грудь…

— Да, такое бывало, — кивнул инженер, — в частности, когда капитан Рудер исследовал этот шотт. А в хрониках упоминаются случаи, когда затягивало целые караваны…

— Ну и местность! Не море, не озеро, но и не земля в полном смысле слова! — заметил лейтенант Вийет.

— А вот в шоттах Эль-Гарса и Мельгир, в отличие от Джерида, встречаются довольно глубокие впадины, лежащие ниже уровня моря, где вода выходит на поверхность.

— Вот как! — воскликнул капитан Ардиган. — Право, досадно, что шотт Джерид не таков. Достаточно было бы прорыть канал длиной в тридцать километров, чтобы сюда хлынули воды залива — и через пару лет по новому морю уже ходили бы корабли.

— Действительно, жаль, — подтвердил господин де Шалле. — И не только потому, что это значительно уменьшило бы объем работ, но и потому, что в таком случае море было бы вдвое больше — не семь тысяч двести квадратных километров, то есть семьсот двадцать тысяч гектаров, а полтора миллиона! Взглянув на каргу, вы убедились, что шотты Феджадж и Джерид лежат выше Эль-Гарсы и Мельгира, а ведь даже последний будет затоплен не полностью.

— В конце концов, — вмешался лейтенант Вийет, — если у нас столь зыбкая почва под ногами, не может ли так случиться, что в более или менее отдаленном будущем земля осядет еще сильнее? Особенно если воды канала будут подтачивать соляную корку? Как знать, не станет ли вся южная часть Алжира и Туниса вследствие постепенного или внезапного изменения ландшафта[81] дном океана, не поглотит ли ее полностью Средиземное море?

— У нашего друга Вийета разыгралось воображение, — улыбнулся капитан Ардиган. — Он наслушался арабских сказок, и ему мерещится бог весть что… Ну и прыть! Пожалуй, старина Наддай позавидовал бы, да и наш бравый Николь тоже.

— Право, господин капитан, — смеясь ответил молодой человек, — всякое может случиться…

— А что вы об этом думаете, господин де Шалле?

— Я привык опираться только на научно доказанные факты, — ответил инженер. — Но, по правде сказать, чем больше я изучаю эти земли, тем больше нахожу аномалий[82], и как знать, какие непредвиденные изменения ландшафта могут произойти в этой местности. Но это дело далекого будущего, а пока займемся нашим замечательным проектом внутреннего моря.

В беседах время проходило незаметно. Караван миновал Лимань, Сефтими, Бу-Абдалла — городки, расположенные на узкой полосе земли между Феджадж ем и Джеридом, — и вышел, пройдя весь первый канал, к Таузару, где остановился вечером 30 марта.

Глава VII

ТАУЗАР И НЕФТА

— Мы с вами, — говорил в этот вечер старший сержант Николь капралу Писташу и господину Франсуа, — прибыли в край фиников, самую настоящую, смею сказать, «Финикию», как называет эти места господин капитан и как наверняка назвали бы их старина Наддай и Козырный Туз, обладай они даром речи…

— Ну ты и скажешь, — отозвался Писташ. — Финики — везде финики, в Габесе ли, в Таузаре — на тех же пальмах растут. Не так ли, господин Франсуа?

Все, даже сам господин де Шалле, обращались к этому человеку не иначе как «господин Франсуа» — с таким достоинством он неизменно держался.

— Не знаю что и сказать, — серьезно ответил он, почесывая подбородок, который столь тщательно брил каждое утро. — Признаться, я не питаю слабости к этим фруктам. Может быть, они хороши для арабов, но не для нормандцев[83], к которым я имею честь принадлежать.

— Уж слишком вы разборчивы, скажу я вам, господин Франсуа! — воскликнул Николь. — Хороши для арабов, надо же! Скажите лучше: слишком хороши для них — где им по достоинству оценить это чудо! Финики! Да я отдал бы за них груши, яблоки, виноград, апельсины — все фрукты Франции!

— Ну уж! Они тоже не так плохи, — заметил Писташ, облизывая языком губы.

— Кто так говорит, — решительно заявил Николь, — тот никогда не пробовал настоящих джеридских фиников. Завтра я дам вам отведать самых отборных, прямо с дерева. Прозрачные, крепкие, восхитительные на вкус… Посмотрим, что вы тогда запоете! Да это же райские плоды!.. Думается мне, не яблоком, а фиником соблазнила Ева нашего праотца Адама.

— Возможно, — кивнул капрал, охотно принимавший на веру все, что говорил Николь.

— И не подумайте, господин Франсуа, — продолжал старший сержант, — что один я такого мнения о джеридских финиках. Не говорю уже о тех, что произрастают в оазисе Таузар, — их все считают бесподобными. Спросите капитана Ардигана и лейтенанта Вийета, уж они-то понимают толк… Да спросите хоть Наддая и Козырного Туза!..

— Как! — удивленно спросил господин Франсуа. — Ваша лошадь и собака?

— Они их просто обожают. За три километра до оазиса оба уже учуяли аромат. То-то завтра полакомятся!

— Ну что ж, — добродушно согласился господин Франсуа, — с вашего позволения мы с капралом тоже воздадим должное достойнейшим плодам Джерида.

Надо сказать, старший сержант ничуть не преувеличивал. Окрестности Таузара издавна славятся своими финиками. Более двухсот тысяч финиковых пальм в оазисе дают ежегодно восемь тысяч тонн отборных плодов, что составляет главное богатство края. Многочисленные караваны, выгрузив в Таузаре шерсть, камедь[84], зерно, увозят тысячи мешков этих ценных фруктов.

Понятно, что проект создания внутреннего моря взволновал жителей оазиса: они считали, что из-за повышения влажности, которое повлечет затопление шоттов, благословенные фрукты утратят свои превосходные качества. Ведь именно благодаря сухости воздуха джеридские финики занимают первое место в мире. Следует также учесть, что они составляют основную пищу местных племен и в сушеном виде могут храниться бесконечно долго. Если же изменится климат, то джеридские финики будут не лучше тех, что выращивают на берегах Средиземного моря.