Генрих Альтов - Золотой лотос. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов

Как я вам рассказывал, призраки недолго задерживались около корабля. Появлялись — и сразу же уходили. Но однажды пришел странный призрак.

Он долго бродил вокруг корабля, поднялся по трапу до закрытого люка, потом ушел в лес и скоро вернулся. Да, он вернулся; я запомнил его по голубой накидке. Он положил около трапа плоды, круглые, похожие на наши апельсины, а сам отошел и сел в тени.

Наступили сумерки, моросил мелкий дождь, другие призраки ушли, а этот сидел, и красные глаза его светились, как два уголька. Мне стало жаль его.

Я подумал: «Ну что он может мне сделать? Черт возьми, ведь он прозрачен! На нем нет оружия, это видно; он никак не сильнее меня, так чего же я боюсь?!» Нет оружия… прозрачен… Чепуха! Мы привыкли все мерить земными мерилами. Призрак был несравненно сильнее меня. Но я не знал этого. Я откинул люк и спустился вниз.

Немигающие глаза (я снова вспомнил электронную машину) пристально следили за мной. Сейчас, в сумерках, призрак стал менее прозрачным, и вот, спустившись с трапа и подойдя к нему так, что нас разделяло не больше пяти шагов, я увидел его лицо.

Разумеется, я не видел его в общепринятом смысле этого слова, потому что свет все-таки проходил сквозь тело призрака. Но я разглядел лучше, даже много лучше, чем раньше, когда меня раздражала, мучила невидимость этих странных существ.

Лицо призрака походило на лицо человека, только более узкое, без морщин, с гладкими ушными раковинами, с пластинчатыми дугами ровных, слитных зубов, с длинными полупрозрачными волосами. Но не это главное. Меня поразило другое. Он улыбался!

И вот улыбка действительно была удивительная, даже фантастическая. Он улыбался так, как улыбается Джоконда на картине Леонардо: непонятно, загадочно, чему-то глубоко своему, скрытому от меня…

Как и всякий астронавт, я не раз рисковал жизнью.

Но скажу по совести, настоящее мужество, которым не стыдно гордиться, я проявил один раз в жизни, когда остался с этим призраком. Остался, хотя эта странная (или страшная — как угодно) улыбка толкала меня назад, к трапу, к кораблю.

Между прочим, именно в эту минуту мы смотрели друг другу в глаза — я понял (бывают такие минуты прозрения), что существа эти не выше и не ниже человека по развитию. Они просто иные! Совершенно иные! Их нельзя сравнивать с человеком, как нельзя сравнивать… ну, скажем… дельфина и орла.

Да, мы привыкли — дурная привычка! — мерить на свой аршин. Мы представляем себе обитателей чужих планет либо как наше прошлое, либо как наше будущее. Чепуха! Там, где другие условия существования, там все идет по-другому…

Призрак смотрел на меня красными угольками глаз и улыбался. Я начал говорить. Я даже не помню, что я говорил. Мне казалось, что звук голоса вносит успокоение, устраняет опасность столкновения.

Я говорил — никогда в жизни я так много не говорил.

Право, этот призрак (я все еще называю его этим именем) мог решить, что люди — самые болтливые создания во вселенной… Но он молчал, и с лица его не сходила загадочная улыбка Джоконды.

Я говорил долго, очень долго. Наконец я выдохся, почувствовал, что больше не могу. Наступившая тишина настораживала.

Тогда я принес кристаллофон и включил кристалл с записью голосов этих существ. Мой призрак нисколько не удивился, не обнаружил желания осмотреть кристаллофон.

Надо сказать, что речь призраков была очень своеобразной. Как бы вам объяснить… Понимаете, она напоминала отрывки музыкальных фраз. Наши слова состоят из отдельных звуков, и это ясно чувствуется. Речь призраков звучала чрезвычайно мелодично. Невозможно было определить, где кончается один звук и начинается другой. Звуки плавно переходили друг в друга, и само расположение звуков было приятным и благородным.

Призрак, как я вам сказал, нисколько не удивился, услышав записанные кристаллофоном голоса.

И тут у меня появилась мысль включить музыку.

Видимо, эта мысль возникла потому, что речь призраков была музыкальной. Я поставил взятый наугад кристалл. Это оказался третий квартет Чайковского.

Призрак не шелохнулся. Загадочно улыбаясь, он слушал музыку. Через несколько минут я выключил кристаллофон. И тогда… В первый момент мне показалось, что я по ошибке снова включил аппарат. Но это не был аппарат. Мой призрак повторил все услышанное! Повторил абсолютно точно, воспроизводя во всех деталях, без единой ошибки, без каких бы то пи было искажений…

Как вы знаете, третий квартет — вещь грустная, а призрак улыбался… Он как-то иначе воспринимал музыку, а может быть, просто механически повторял ее, как кристаллофон.

В это время (дождь совсем перестал) появились другие призраки. Я заставил себя остаться, хотя мне дьявольски хотелось вернуться на корабль. Впрочем, призраки нисколько не изменили своего поведения.

Они смотрели на корабль, на меня, обменивались несколькими словами и не спеша уходили.

Постепенно я привык к их присутствию. Я подумал: если мой призрак (не правда ли, забавно звучит — мой призрак?) легко повторил прослушанную один раз музыку, значит память у него чрезвычайно обостренная. И я решил называть ему предметы. При такой памяти он не мог не иметь развитого мышления, не мог не понять, что я хочу с ним говорить.

Попробуйте представить себе эту нелепую картину: я показывал призраку значения слов — ходил, бегал, ложился, называл (без особой, впрочем, последовательности) предметы… А он сидел совершенно неподвижно и улыбался…

Наверное, это продолжалось долго. Ветер разогнал облака. Воздух быстро накалился, и у меня начала кружиться голова. Мне вдруг показалось, что это сон, не больше. Надо открыть глаза, встряхнуть головой — и все исчезнет…

Неожиданно призрак встал. Теперь, в ярких лучах Большого Сириуса, он был почти невидим: туманная дымка, имеющая смутные размытые контуры.

Пустота. И из этой пустоты прозвучал спокойный голос:

— Я приду.

Он ушел.

Он ушел, а я стоял и долго смотрел ему вслед.

Потом побрел к трапу. Я устал. У меня чертовски болела голова. Мне не хотелось думать. Все было безразлично. Я включил аппарат электросна и шесть часов спал настоящим глубоким сном — впервые за много месяцев.

Аппарат, конечно, исправно сработал и разбудил меня точно в установленное время. Я встал очень голодный, с посвежевшей головой. Да, надо сказать, что, поднимаясь на корабль, я забрал плоды, принесенные призраком. По форме и размерам они походили на апельсины, только полупрозрачные, как бы сделанные из желтого хрусталя. Запах, приятный, хотя и резкий, напоминал запах гвоздики. Я взял пробы на анализ. Плоды оказались съедобными. И после капитального земного, завтрака (может быть, это был обед или ужин) я их съел. Сказать, что они вкусны, мало. В них была и сочность груши, и терпкость не совсем спелого персика, и тончайший букет искусно приготовленного крема, и прохлада мороженого, и еще что-то неуловимое, но очень приятное…