Станислав Лем - Человек с Марса

В большом монтажном зале, который я видел впервые, стоял дикий лязг. На длинных шинах из прессованного эбонита медленно, хотелось бы сказать, «величественно», передвигались две огромных фарфоровых колонны, на которых покоились большие никелированные шары. Между шарами извивалась светло-фиолетовая громыхающая и трепещущая молния, которая то и дело пыталась сорваться с гигантского искрового разрядника. Эхо грома отражалось от стеклянного потолка.

Под ногами дрожал бетонный пол. В первый момент мне показалось, что зал пуст, но тут же я увидел, что между платформами, на которых были смонтированы колонны и шары разрядника, стоял изготовленный из матового металла прибор, похожий на перевернутую гигантскую грушу, а рядом с ним маленькая фигурка в асбестовом скафандре. Когда она повернулась, я увидел за оконцем из свинцового стекла блеск зубов. Это нам улыбался инженер Финк. Он поднял вверх обе руки и скрестил их. По этому знаку молния исчезла, и мои уши наполнились гулким звоном неожиданно возникшей тишины. Инженер сбросил с головы капюшон и принялся вытирать вспотевшее лицо.

— Все идет хорошо, — сказал он. — Мы пытаемся «завести» машину, не прибегая к атомной энергии, которой еще не умеем управлять, а для этого требуется от двух до трех миллионов вольт.

— Удастся вам к вечеру создать хотя бы примерный эскиз машины, понять принцип ее действия, обнаружить отдельные органы и, самое важное, постичь конструктивную идею, в ней заключенную?

— Вы слишком многого требуете, профессор, — покачал головой инженер. — Я попытаюсь, но предупреждаю: не питайте особых иллюзий. Хуже всего, что машина чертовски проста и в то же время в ней так много всего происходит без участия каких-либо ясных для меня устройств преобразования энергии страх берет… Например, атомная энергия переходит непосредственно в электрическую либо тепловую… Взгляните.

Он провел нас в затемненный угол зала. Там стоял Линдсей, который в этот момент укреплял внутри неподвижного черного конуса марсианина два толстых кабеля, унизанных фарфоровыми бусами изоляторов.

Инженер подтолкнул нас к небольшой камере из свинца, молча указал на визир и вышел. Я еще не видел, как он подошел к мраморному распределительному щиту на стене и передвинул большой рубильник. Воздух снова разорвал оглушительный грохот искусственной молнии. Фиолетовые вспышки осветили все уголки зала. Призрачный свет играл на наших лицах. Я взглянул на конус — инженер Линдсей, стоявший рядом с ним, прикрепил что-то и вдруг сунул руку, одетую в огромную красную перчатку, в отверстие, просверленное дрелью.

Кажется, я крикнул. Беспорядочно лежавшие змеевики конуса задрожали, зашевелились и стали, словно в приступе бешенства, биться о пол. Инженер продолжал манипулировать. Теперь щупальца медленно поднялись — дрожали у них только концы — и повисли в воздухе. Наконец один из них приблизился к свисающей на веревке стальной плите. Я не понимал, зачем там висит эта штука, но очень скоро все стало ясно. Тупой черный конец змеевика подошел вплотную к стальному блоку. Быть может, мне это только показалось, но центр плиты налился красным. Неожиданно веревка задрожала, стальная плита начала раскачиваться на манер огромного маятника, и тут в ее центре возникло отверстие, сквозь которое щупальце свободно проникло на другую сторону, а затем снова отступило. Линдсей поднял левую руку — молния с треском оборвалась и погасла, и щупальца бессильно упали на землю, прервав необычное представление, иллюзию жизни.

Мы вышли из кабины.

— Линдсей не ошибся, — сказал Финк, провожая нас к двери. — А это только одна из многих возможностей…

— Вы все время только и говорите о технических возможностях, — бросил профессор.

— О чем же еще говорить? — Инженер, казалось, не понял.

— Я понимаю, это ваша область, но ведь и доктор тоже… Дело-то в том, как нам подойти, приблизиться… А то, что делаете вы, только отдаляет. Не смею давать каких-либо указаний, но прошу учесть: нам важен синтез. Анализ тоже необходим, но нельзя плутать в его деталях. Насколько проще будет, если он сам нам все объяснит.

Инженер беззвучно рассмеялся.

— Нет, не зря вас называют старым метафизиком, пожалуйста, не обижайтесь, профессор…

— Потому что я верю в Бога и в другие странные в вашем понимании вещи, которые у тупоголовых не могут уместиться на грядках мозговых извилин? — тихо спросил профессор. — Разве можно на это обижаться? Так понимаемое прозвище «метафизик» — просто комплимент.

Он пожал руку инженеру и вышел из зала.

4

И опять мы сидели под белым светом матовых ламп, напряженно слушая инженера Финка, который разложил на столике кипы своих бумаг.

— Итак, я уже понял устройство двигательной системы нашей машины, сутью которой является непосредственное использование напряжения, то есть преобразование излучения во вращательное движение валиков. Мы не понимали, почему так медленно и вроде бы неуклюже она перемещается, почему у нее нет хватательного аппарата. Оказывается, возможности наших неловких приспособлений, сконструированных по образу руки, значительно ниже, чем у марсианского механизма. Дело в том, что щупальца, или змеевики, могут испускать из своих концов, которые я назвал эмиттерами, энергию, способную создавать тепловое, магнитное или электрическое поля. Одним словом, за счет синхронизации собственных колебаний атомов и колебаний соприкасающегося с ними вещества могут осуществляться такое притяжение и такая фиксация, каких мы не получили бы даже при винтовом соединении. Трагический конец Уайта, который находился во дворе в тот момент, когда ареантроп вырвался из дома, был вызван его полным распылением на атомы. И это объясняет тот факт, что он исчез совершенно неожиданно и от него не осталось ничего. Относительно энергетических проявлений деятельности машины мы уже хоть немного, но знаем. Хотя, подчеркиваю, далеко не все. Беда в том, что у нас нет датчиков ощущений и физических приборов для регистрации напряженности волн материи, а мне кажется, именно колебание материи является основным фактором в функционировании некоторых элементов конструкции аппарата. Это одна сторона дела. Что касается регистрации воздействия внешнего мира на машину, и в первую очередь на ее живое ядро, помещенное в груше, то об этом я могу, к сожалению, сказать очень мало, перепоручив это доктору. Правда, у ареантропа есть устройства, напоминающие упрощенную светочувствительную систему, есть какие-то биметаллические соединения, служащие, возможно, для фиксации разности температур, напряжений, внешнего давления, — но это только элементы. Пути от них доходят до центральной трубы и там оканчиваются, не соединяясь ни с чем. Труба эта заполнена чем-то вроде жидкости… но это, собственно, никакая не жидкость. — Он поставил на стол небольшую стеклянную колбу. — Вот проба этого вещества. Я могу о нем сказать только одно: по всей вероятности, это органика… Впрочем, я слишком плохой химик, чтобы точно определить состав. Во всяком случае, действие этой «жидкости» поразительно. Впрочем, убедитесь сами. Никакие слова не в состоянии этого описать.