Альфред Ван Вогт - Слэн

Джомми молча ожидал продолжения. У него было нехорошее предчувствие. Старик Дарретт снова заговорил:

— Они безжалостно продолжали попытки делать слэнов из человеческих младенцев. В ретроспективе это выглядит немного глупо.

Дарретт и другие были только началом. На улице он ходил по пятам за учеными, стараясь проникнуть в их мысли. Спрятавшись, он лежал на территории высших учебных заведений, телепатически слушая лекции. Он много читал, но просто книги не устраивали его. Их нужно было растолковать, объяснить. Математика, физика, химия, астрономия — его интересовали все науки. Его желаниям не было предела.

За шесть лет между его девятым и пятнадцатым днями рождения он приобрел то, что его мать называла основами знаний взрослого слэна.

В течение этих лет он осторожно наблюдал за слэнами без усиков. Каждый вечер в десять часов их космические корабли исчезали в небе, и этот график соблюдался с безупречной точностью. Каждую ночь в два часа тридцать минут следующий похожий на акулу монстр появлялся из космоса, темный и бесшумный, и проваливался, как призрак, сквозь крышу того же самого здания.

Только дважды в течение этих лет движение временно прекращалось, и каждый раз на месяц, и каждый раз, когда Марс, следуя своей причудливой орбите, улетал на самый дальний край Солнечной системы.

Он держался в стороне от Воздушного Центра, потому что с каждым днем его уважение к могуществу слэнов без усиков росло. Казалось, что только случай спас его, когда он открылся двум взрослым слэнам. Случай и внезапность.

Он ничего не узнал о главных загадках слэнов. Чтобы убить время, он много занимался физическими упражнениями. Прежде всего ему был нужен тайный выход, на случай, если придется бежать, — тайный от Бабушки и всего остального мира; и во-вторых, он просто не мог жить в Бабушкином доме в том виде, в котором тот был. Потребовались месяцы для того, чтобы выкопать сотни ярдов тоннеля, также месяцы, чтобы перестроить их дом внутри, сделать панели на стены, выложить потолок сверкающим пластиком и перестелить пластиковые же полы.

Ночами Бабушка заносила мебель через заваленный старьем двор в неизменившийся, даже некрашенный снаружи дом. Но для этого потребовался ровно год — из-за Бабушки с ее бутылкой.

Пришел пятнадцатый день рождения… В два часа дня Джомми отложил книгу, которую читал, снял тапочки и надел ботинки. Пробил час решительных действий. Сегодня он должен попасть в катакомбы и овладеть секретом отца. Из-за того, что ему не были известны тайные переходы слэнов, ему придется рискнуть и войти туда через общественный вход.

Об опасности он подумал лишь мельком. День настал — давным-давно это было зафиксировано в его сознании, еще когда отец занимался его гипнопедическим образованием. Но тем не менее казалось важным, выскользнуть из дома так, чтобы старуха его не услышала.

На краткий миг он вошел с ней в мысленный контакт и не без отвращения проанализировал поток ее сознания. Она не спала, но металась на кровати. Ее мысли текли свободно и яростно, широким потоком замышляемого зла.

Джомми Кросс на секунду нахмурился. В настоящий ад старушечьих воспоминаний (потому что она почти полностью жила в своем восхитительном прошлом, когда бывала пьяна) пришла стремительная, прозорливая мысль: «Надо избавляться от слэна… теперь это опасно для Бабушки, разу нее появились деньги. Не дать ему заподозрить… не думать об этом, иначе…»

Джомми Кросс безрадостно улыбнулся. Не в первый раз он уловил мысли о предательстве в ее сознании. С внезапной целеустремленностью он завязал шнурок на ботинке, встал и прошел в ее комнату.

Бабушка лежала, распластавшись под простыней, на которой виднелись коричневые пятна от вина. Провалившиеся глаза тупо смотрели из морщинистого, словно пергаментного, лица. Глядя на нее сверху вниз, Джомми почувствовал порыв жалости. Какая бы злая и ужасная ни была прежняя Бабушка, он предпочитал ее такой, какая она была, этой старой немощной алкоголичке, которая лежала, как средневековая ведьма, непонятным образом оказавшаяся на серебряно-голубой кровати из будущего.

Казалось, она впервые ясно увидела его. С ее губ сорвалась целая тирада кровожадных ругательств. Потом:

— Че те надо? Бабушка хочет побыть одна.

Его жалость улетучилась. Он холодно посмотрел на нее:

— Я просто хотел предупредить тебя. Скоро я уйду, и тебе больше не придется тратить время на обдумывание, как меня предать. Тем более что ты не сможешь это сделать без вреда для себя. За твою старую шкуру никто не даст десяти центов, если они меня поймают.

Черные глаза хитро смотрели на него.

— Думаешь, ты умный, да? — пробормотала она. Казалось, от этого слова началась новая цепь рассуждений, которую он не мог проследить мысленно. — Умный, — злорадно повторила она, — самое умное, что Бабушка когда-либо сделала, это поймала молодого слэна. Хотя сейчас уже опасно… надо от него избавиться…

— Дура ты старая, — безразлично сказал Джомми. — Не забывай о том, что тот, кто укрывает слэнов, автоматически приговаривается к смерти. Ты хорошо смазала себе шею, так что скрипеть она не будет, когда тебя вздернут, но своими тощими ногами ты вдоволь поболтаешь.

Сказав это, он резко повернулся и вышел из комнаты, а затем из дома. В автобусе он подумал: «Надо за ней проследить и как можно скорее убираться от нее. Ни один человек, рассуждающий категориями возможного, не доверит ей ничего ценного».

Даже в центре города улицы были пустынны. Джомми Кросс вылез из автобуса, остро чувствуя тишину на месте привычного бедлама. Город был слишком тих; само движение жизни как будто отсутствовало. В нерешительности он стоял на тротуаре, мысль о Бабушке совершенно испарилась. Он широко раскрыл свое сознание. Вначале не было ничего, кроме шума в полупустой голове водителя автобуса, который исчезал, удалялся по дороге, на которой не было других машин. Солнце жарило пустой тротуар. Мимо торопливо проскочило несколько человек, в их мыслях присутствовал лишь страх, такой непрерывный и неизменный, что он не смог за ним ничего прочитать.

Тишина углублялась, и тревога пробралась в сердце Джомми Кросса. Он исследовал здания вокруг себя, но не обнаружил никакого движения мысли, совершенно ничего. Внезапно на боковой улице взревел мотор. За два квартала впереди выехал тягач с огромной пушкой, угрожающе направленной в небо. Тягач прогрохотал на середину улицы, от него отцепили пушку, и он исчез в той же боковой улочке. Вокруг пушки копошились люди, подготавливая ее, а потом заняли свои места, глядя в небо, напряженно ожидая чего-то.