Сергей Беляев - Десятая планета

Это был Юра.

— Я еле разыскал вас, Михаил Сергеевич, — проговорил он.

— Что случилось? — пробормотал академик.

— То, чего я опасался, — быстро заговорил Юра. — Когда мы прилетели с вами сюда, сторожа музея заметили нас. Они все время следили за нами. Они ведь тут умеют делаться невидимками. Я это предчувствовал. Помните, мне показалось, что обезьяна преследует меня? Это была не обезьяна, а невидимка. Когда я пошел искать вас, они открыли фотонгольдер, и часть энергии улетучилась. Теперь у меня еле хватит дотянуть до Третьей. Опасаюсь, что мотор поврежден и возможна утечка. Надо спешить.

— Но, может быть, Лари поможет нам? — растерянно произнес академик.,

— Никто из здешних не поможет, — нервно махнул рукой Юра. — Странные они люди. Рты разинули, когда я им заикнулся о движущей силе фотонов. Они еще не додумались до этого. А в некоторых других областях они необычайно сильны. Ведь наш язык они постигли мгновенно, уяснив себе его основные законы. Когда мы прилетим сюда вторично, придется как следует разобраться в их достижениях. Сутки они делят на тридцать шесть часов, а круг не на триста шестьдесят градусов, как у нас на Третьей, а на двести сорок. Спрашиваю: почему? Смеются, отвечают, что так удобнее. Поэтому нам и нельзя здесь оставаться ни минуты лишней. Я не сумею вычислить орбиты обратного пути. По их системе это займет слишком много времени… А мы, повторяю, должны спешить.

— Они выстроили здесь город Счастья, Юра, посмотрите, — тихо отозвался академик.

Но Юра снова отмахнулся:

— Я после посмотрю, в другой раз. Да вы не огорчайтесь, Михаил Сергеевич. Честное слово, мы у себя на Третьей еще лучше городов настроим. — Он оглянулся: — Вы пока потихоньку двигайтесь отсюда вон туда. А я побегу и подрулю планетоплан поближе. Только бы во-время отстартовать…

Юра побежал к планетоплану.

Академик остался один и тихо пошел, куда указал Юра. Он взглянул вниз, и ему показалось, что у него под ногами обыкновенная добротная земля, родной северный суглинок. И вдруг академик почувствовал невыразимую тоску по далекой Третьей планете, по милой, родной Земле. Он затосковал по прохладному осеннему вечеру, когда бредешь бездумно и счастливо по влажной тропинке мимо лесной опушки. Остро пахнет терпким перегноем и грибами. А впереди поле с потемневшими скирдами ржи. Пролетели зобастые грачи… Бредешь домой с ружьишком за плечами, и хорошо делается на душе, когда увидишь, как в сумерках где-то затеплился далекий огонек. Вот со стороны потянуло жильем, смолистым дымком. Взглянешь вверх, а там над верхушками сосенок задорно вспыхивает и смеется первая звездочка…

Затосковал академик по музыке Чайковского, по величественным залам картинных галлерей, по институту, по родному дому на широком проспекте, по родным людям. Захотелось увидеть семью, дочь, земного Лариона Петровича. Он будет слушать рассказ о путешествии, поправлять очки на носу и откашливаться басом: «Кха, кха… Исчезновение среди бела дня? Мистификация-с!»

Страстно захотел академик увидеть свой город, неповторимый и бессмертный. Тот город, которым он так часто любовался, глядя с горы, где Астрономический институт. И академик ускорил шаги…

XXII

Теперь свист и грохот фотонового джаза не ошеломили академика. Планетоплан описывал свою полуорбиту вокруг Солнца с обычной быстротой, которая уже стала привычной для академика. Он молчал. Только задумчивая улыбка показалась на его лице.

— Юриссимус… Вероятно, мы задержимся на Третьей.

— Почему?

— Вам придется кое-что переделать в ваших вычислениях. Дело в том, что люди на Десятой умеют изящнее и экономнее расходовать электроны. Они прекрасно овладели техникой использования световых волн. Как ловко они пользуются явлением интерференции[9]! Подумайте…

— Я буду думать после, — пробормотал Юра. — Не мешайте. Эх!..

Академика встряхнуло на сиденье.

— Что такое? — крикнул он.

— Не говорите под руку… Чуть было мимо не промахнули, — отрывисто бросил Юра. — Стоп!

Тугие шины планетоплана мягко прошелестели по асфальту. Юра любезно помог выбраться академику. Тот узнал очертания своего института. Свежая осенняя ночь заставила ученого вздрогнуть. Он торопливо взбежал по ступенькам, на ходу заметив, что в ассистентской горят лампы.

Они прошли мимо дремлющего вахтера. В кабинете уютно светила настольная лампа.

— Благодарю вас, — сказал Юра у двери.

— До свиданья, Юриссимус. Вы спешите?

— Я хочу явиться домой возможно скорее. Жена так беспокоится, когда я делаю экспериментальные полеты.

Академик пожал руку Юры:

— Передайте мой искренний привет.

Юра взялся за ручку двери.

— Пожалуйста, пока никому не говорите о нашем путешествии. В следующий раз мы возьмем с собой весь научный инвентарь.

Он скрылся за дверью.

Академик подошел к окну и слегка раздвинул драпри, чтобы взглянуть на отлет планетоплана. Ему показалось, что силуэт человека сбежал по ступенькам к силуэту авто. Академик закрыл глаза, боясь, что взрыв фотонов ослепит его… Но ни малейшего отблеска не последовало. Лишь скупо подмигивали равнодушные звезды. Кажется, накрапывал дождь.

Скрипнула дверь. Кто-то вошел в кабинет. Вероятно, Юра забыл что-то сказать академику и вернулся.

— Это вы, Юра? — спросил академик.

— Это я, — ответил знакомый голос.

Академик быстро обернулся. У дверей в полумраке стояла Татьяна Юрьевна.

— Вы просили напом… — начала было она и тут же слегка попятилась к двери, смущенная несколько странным поведением академика.

Даже дослужившись к 1981 году до звания заслуженного деятеля науки, Татьяна Юрьевна не могла забыть, как в тот памятный момент академик дико взглянул на нее, затем, будто ужаленный пчелой, вдруг стремительно бросился к столу и схватил чашку с чаем дрожащими руками. Это совсем не было похоже на обычные манеры Солнцева.

Но Татьяна Юрьевна так никогда и не узнала, что взволновало Михаила Сергеевича.

Академик изумленно смотрел на чашку. Она была до краев налита теплым, не успевшим остыть чаем.

Взгляд его упал на хронометр. Он, целешенек, находился на своем месте, на кисти левой руки. Академик не слыхал Татьяны Юрьевны, которая что-то рассказывала о новых мощных прожекторах, которые сейчас пробуют наши моряки на взморье. Академик не верил своим глазам.

Хронометр показывал точно одиннадцать часов сорок пять минут.

Путешествие академика на Десятую планету длилось ровно одну минуту.

ОТ АВТОРА