Иван Петров - Томчин

Может быть, решающим стал авторитет Бортэ? Или их общая любовь к халяве, желание поиметь что-то не прилагая усилий, сохранив в чистоте свою незапятнанную репутацию? О карьере дальнейшей пекутся? Боялись собственной неудачи, поражения? Трудно сказать. Я чувствовал их полную уверенность в результате. Давай, побеждай быстрее, обедать пора! Роль военного вождя мне передали незамедлительно. И тут же выпучили глаза - а когда обед?

А обед будет нескоро. Несмотря на полученные два месяца на подготовку результат ее пока сомнителен. Для чистой войны мне нужна дисциплина в войсках чтобы никто не отвлекался на грабеж, пренебрегая своими обязанностями. Чтобы дальняя разведка не угнала первый же табун, который увидела и не скрылась с ним вдали. Чтобы войска скрытно подошли к местам назначения, не поднимая шум и не отклоняясь от цели на те же грабежи. Чтобы боевое охранение перенимало всех встречных и поперечных, не убивало их, не грабило, а выполняло свою задачу и переправляло в наш тыл. Резюме: чтобы каждый знал свой маневр и не стремился грабить, пока товарищи воюют. В общем, я выдал новый закон о разделе добычи. Принцип его таков - вся добыча собирается в одно место: это и пленные, и скот, и прочее имущество. Пересчет, раздел на доли - в соответствии с количеством наших воинов, выступивших в поход. Сначала погашаются все понесенные затраты, затем выделяются доли семьям погибших и раненных. Они утроенные и удвоенные, соответственно. Затем хан, то есть я, делит остатки на число уцелевших участников похода, с учетом их весовых коэффициентов. Пришлось, родственники, аристократы настояли. Союзники, мать их. Два дня коэффициенты утрясали, пузами бодались, кто круче. Я, хоть и хан, за Бортэ спрятался, она объяснялась. Моя доля примерно равна доле тысячника. Но делю, по-честному, я.

В части пленных такой расклад. Желающих вступить в наше войско принимаем с семьями и раскидываем по родам. Год пашут бесплатно за еду, по-минимуму возвращаем имущество за счет обогатившихся родов, куда они поступают. Не желающих - в услужение бессрочно новым хозяевам, преимущественно вдовам. Женщин, кроме красивых девушек, в услужение или во вторые-десятые жены вместе с детьми. Пока, по опыту, непристроенных не оставалось, никто с голоду не умер. На девушек очередь, простым воинам, даже не женатым, вряд ли что достанется. Ну ничего, в следующий раз. Не все сразу. Да, вожди. Мужчинам секир-башка, семьи по общему принципу. Что поделать, обычай. Обещали без зверства, но надежнее им было бы умереть на поле боя. Вождизм тоже к чему-то обязывает. А племени этого больше не будет, конец раздорам. На большей площади будут пастись те же стада и пасти их будут те же люди. И хватит драться.

Схема сражения у меня простая, отталкивался от их привычек. Выходят в чисто поле, толпа перед толпой, по сигналу кидаются и по нескольку часов друг друга прилежно истребляют. Делают это днем, когда подготовятся. Крупных засад не практикуют стараются показать товар лицом. Нас больше, мы победим, бойтесь. Складки местности не используют, разве что, случайно. На любую неожиданность реагируют стандартно: спасаются - потом разберемся, вдруг хозяин дома вернулся. Если не преследовать, возвращаются - у вас там ничего вкусного не осталось? Вроде, все. Да, забыл, стойбища остаются неприкрытыми, все ушли на фронт.

Племя состоит из четырех родов, юрты раскиданы между двух рек стойбищами в округе пятнадцати километров. Одну дивизию Убилая, я его Майором называл, направил окружить район стойбищ редким оцеплением, пройдя им в тыл по берегам. Естественно, только после ухода местной воинствующей интеллигенции на фронт, до этого сидеть в предгорьях, в полудне пути и, выдвинув разведчиков, держать ситуацию под наблюдением. Два резерва по тысяче, на случай попытки прорыва из кольца, и тысячу - на зачистку внутрь, чтобы население не переживало и спокойно дожидалось нас, победителей, для описи имущества.

С воинственной частью племени разобрались так. Их около тридцати тысяч. Подобрали место неподалеку от их стоянок в устье реки, впадающей в озеро. Предгорья, складок местности навалом. Пятьсот всадников из дивизии Алтана, Полковника, кстати сына какого-то очень знаменитого хана, уже давно покойного, нагло разбили там лагерь и приступили к выпасу, посылая десятки беспокоить чужие табуны. К вечеру прибыло еще пятьсот, утром еще и к середине дня на выбранное место приволоклись все тридцать тысяч героев: мешать накапливаться моим войскам, дать им по заду и совершить мощный набег на мою ставку, расположенную в полудне пути. Грозно напирали они толпой на моих ребят, загоняя их в треугольник река - озеро, мои маневрировали, но не удирали, мол, биться будем. Биться - так биться, но тут ночь подошла, спать пора, кто ночью воюет? Грамотно перекрыли моим пути отхода по берегам и спать приготовились. Утром эти две тысячи сами сдадутся. Через час с тыла по ним ударила дивизия Капитана, Чжирхо. Нет, сначала минуту их лагерь осыпали стрелами все восемнадцать тысяч, а потом с визгом десять тысяч сабель Чжирхо обрушились на лагерь. Стандартная реакция на неожиданность - спасаться, и лазейку они нашли. Мои две тысячи встали насмерть на берегу озера, а берег реки открыт - беги в предгорья. И ребята побежали прямо в лапы восьми тысячам Алтана. Обоз весь бросили. Они же без обоза воевать не ходят и мы такие же. У меня при обозе три сотни, не дай бог напорется такой же умный, как я. Это все должно было быть в темноте. Сейчас рассветет и посмотрим, чему я их там научил. Надо собрать хотя бы две тысячи наших и организовать преследование. Кто-нибудь, да убежал?

Сидим на совете, подводим итоги, пьянка второй день, никак до дела не дойти. В плен захвачено от ста до двухсот тысяч только гражданских, около пятнадцати тысяч военных. Мужская часть семьи хана перебита. Примерно десять тысяч воинов противника уничтожено стрелами, порублено в атаке, погибли при панике в давке. Около пяти тысяч разбежалось в разные стороны, никакого организованного сопротивления. Каждый думал только о своей шкуре. Среди гражданских сопротивления не было и, как результат, почти нет жертв. С нашей стороны погибло менее тысячи. Количество табунов и прочего добра не поддается быстрому подсчету. Я пытаюсь донести до этих баранов - совета, что наше племя просто удвоилось и надо не делить барыши, а наискорейшим образом ассимилировать людей в новых условиях. Пока их держат на месте прежних стоянок силами одной дивизии. Но кто бы меня слушал, эти мелкопоместные царьки, считающие за доблесть украсть чужого коня или отнять понравившуюся женщину, долго токующие об этом холодными зимними вечерами, как о величайшем событии своей жизни, цифры, о которых я говорю, просто не могут переварить. Для них это - много, очень много. Вот когда видно, что в юрте сидят дикие, неграмотные пастухи, примитивные бандиты, мародеры. Мой дядя со своим сыном отличились, нарушив мой приказ, нахватали без счету добра и через своих прислужников уже организуют его вывоз. Командир дивизии Алтан поступил аналогично и вовсю грабит воинский обоз побежденных. Оба аж багровые - не трожь, мое! Снять меня пока не успели, а Капитан и Майор оказались моими людьми. Убилай охраняет пленных, его люди всячески препятствуют мародерству, но оно все растет. Видя, что такие! люди не слушаются моих приказов, и другой народ потихоньку тянет все, до чего дотягивается. Чжирхо отобрал почти все награбленное дядюшкой Даритаем, его сынком и Алтаном. Но дальше то что, я же не могу их казнить, как обещал казнить всех мародеров и дезертиров? Вес у меня не тот. Кто ж знал, что эти уроды полезут, а за ними и половина моего войска. Кого казнить то, всех убью - один останусь? И, пока весь этот бардак продолжается, население, естественно, оказывает сопротивление при мародерских наскоках на свое добро, попытках изнасилования и похищения, видя, что часть моих воинов этому препятствует. Количество жертв с обеих сторон растет на глазах, а этим - только кумыс жрать.