Джон Кристофер - Когда пришли триподы

Папа тоже надел шапку, и мы с ним пошли в кассу аэропорта. Он попросил пять мест на вечерний рейс в Хитроу. Клерк в очках с роговой оправой, надетой поверх резины шапки, нажал клавиши и посмотрел на экран.

– Есть пять мест, но вам придется разделиться: места в салоне для курящих и некурящих.

– Хорошо. – Папа извлек кредитную карточку из бумажника. Клерк покачал головой.

– Карточки не действуют.

– Что?

– Пока не кончится чрезвычайное положение.

– Возьмете чек?

– Если он на местный счет.

– У меня нет местного счета. Я на катере.

Клерк понимающе улыбнулся.

– Англичанин? Я так и думал. Английские чеки не принимаются. Простите. Да здравствует трипод.

Папа забрал свою карточку.

– Да здравствует трипод.

Банк находился рядом. Папа выписал чек и протянул служащему, который внимательно изучил его и вернул назад.

– Только на местные счета.

Папа, сохраняя спокойствие, сказал:

– У меня нет местного счета. Как мне получить деньги?

– Вернитесь в Англию. – Служащий потер рукой лоб под шапкой. – Мы обойдемся без вас.

Вначале Марта не поверила.

– Это Гернси, здесь все всегда дружелюбны. Я добуду деньги, управляющий в Беркли знает меня. Он уже двадцать лет меняет мои чеки.

– Ты не понимаешь, Марта, – ответил папа. – Все изменилось. Если управляющий на месте, на нем шапка. И если ты будешь спорить, он заподозрит, что твоя шапка действует ненормально. Это не просто местное правило, а полная перемена отношения.

– Но почему? Почему, когда человек надевает шапку, он настраивается против иностранцев?

– Не знаю, но это, наверно, нужно триподам. Они думают, как Юлий Цезарь по отношению к галлам: разделяй и властвуй. Может, если они победят, мы все будем жить в маленьких деревушках, а не в городах. Так легче сохранять контроль.

Впервые я услышал, чтобы кто-нибудь говорил, что мы можем проиграть. Анжела спросила:

– Может, мы пойдем на дачу?

Голос ее звучал испуганно.

Марта резко сказала:

– Они не выиграют, кем бы они ни были. Сколько денег нужно, чтобы купить билеты?

– Три сотни хватит. Но…

Она порылась в своей сумке и извлекла украшения – золотые браслеты, ожерелья, кольца.

– Торговля антиквариатом учит ценить подвижный капитал. Я достану денег.

– Я пойду с тобой, – сказал папа.

Она решительно покачала головой и потянулась за одной из шапок.

– Нет. Я лучше справлюсь одна.

Между Гернси и Англией действуют две авиалинии. Папа попробовал другую, на случай если первый клерк поинтересуется, откуда мы нашли средства для уплаты. Второй принял груду местных банкнот без вопросов и записал нас на последний рейс.

Прежде чем покинуть «Эдельвейс», папа приспособил для Энди последнюю оставшуюся шапку. Для Анджелы уже не оставалось, но папа решил, что на ребенка не обратят внимания. Когда мы поднимались от причала, я оглянулся на лодку: еще одно остается позади. Что бы ни лежало впереди, мы уходим в него без гроша, если не считать остатков украшений Марты.

Погода прояснилась, и вторая половина дня была освещена водянистым солнцем. Такси провезло нас по холму, ведущему к Сент-Питер-Порту, и я узнавал знакомую местность. В прошлом все это было частью каникул и предвкушения долгих дней на море и на солнце. Слева на Куинс-Роад вход в Дом губернатора. Что-то новое стояло у входа – деревянная модель полусферы, поддерживаемая тремя паучьими ногами. Надпись под ней я не мог прочесть, но я знал, что там написано.

Мы зарегистрировались рано, и Марта отвела нас в ресторан аэропорта. Она велела заказать все, что нам понравится: деньги, оставшиеся после покупки билетов, за пределами острова не нужны. Она и папа заказали шампанское.

Когда официант открывал его, человек за соседним столиком сказал:

– Миссис Кордрей, не так ли?

Сплошной белый воротничок под черной шапкой свидетельствовал, что перед нами священник, и я узнал в нем викария того прихода, где находился дом Марты; он иногда навещал нас в нем.

Глядя на шампанское, он спросил:

– Отмечаете что-нибудь?

– Мой день рождения, – она убедительно улыбнулась. – Хотите выпить?

Он согласился, и они поболтали. Он всегда был говорун. В прошлом, однако, он всегда старался понравиться, теперь же стал резким, почти агрессивным. Он спросил, возвращаемся ли мы в Англию, и когда Марта сказала да, он одобрил, но почти презрительным тоном.

– Много лучше, я уверен. Англия для англичан, Гернси для гернсийцев. Теперь дела во всех отношениях пойдут лучше. Моя мать рассказывала о жизни на острове во время немецкой оккупации: ни машин, ни туристов. Благодаря триподам, это может случиться снова. В их благословенной тени мы обретем мир.

– Вы думаете, они вернутся? – спросил папа.

Викарий удивился.

– Я имею в виду триподов.

– Но они вернулись! Разве вы не слышали новости радио Гернси? По всему миру новые высадки. Теперь они завершат свою миссию и избавят человечество от войны и греха.

– Мы не знали, – сказала Марта. – А на острове есть трипод?

– Пока нет. Нужно ждать и надеяться. Как второго пришествия. – Голос у него стал хриплым и искренним. – Может, это оно и есть.

Первое испытание было, когда объявили посадку. Сколько помню, тут всегда проверяли пассажиров из боязни террористов. Папа сказал, что теперь, когда все в шапках, проверка не нужна, и оказался прав. Нас даже не просветили в поисках металла. Мы прошли через помещение для улетающих и почти сразу на поле.

На линии использовались небольшие машины с пилотом, помощником и двумя стюардессами. Взлет прошел нормально, взлетели мы на запад, затем, когда самолет набрал высоту, пилот повернул на северо-восток, к Англии.

Нам это направление не годилось: каждую милю пришлось бы проделывать в обратном направлении. Больше того, поскольку мы не знали, каков запас топлива, каждый галлон мог стать критическим. Папа встал и пошел в передний туалет; стюардессы находились сзади и готовили кофе. Мы с Энди дали папе время добраться до дверей пилотской кабины, затем последовали за ним.

Это было второе испытание: заперта ли кабина? Папа повернул ручку – дверь открылась. Когда помощник повернулся, папа протиснулся внутрь, а я вслед за ним перекрыл дверь. Папа достал из кармана пистолет Марты и сказал:

– Беру на себя руководство. Делайте, как я говорю, и никто не пострадает.

Я боялся – на мгновение даже был уверен, – что ничего не получится. Обычно угонщики – чокнутые, а экипаж здоров; на этот раз все наоборот. Под шапкой пилот будет делать не то, что считает правильным, а то, что прикажет ему трипод. Если трипод захочет, чтобы он разбил самолет, с ним самим и сорока пассажирами на борту, пилот не будет колебаться.