Михаил Тырин - Контрабандист

Я начал думать, как расскажу своим девочкам об этих ужасных приключениях, как будут они смотреть на меня с тревогой и обожанием, а Луиза, скорее всего, расплачется, она у меня такая чувствительная. Я обниму ее, поцелую в рыжую макушечку и скажу: «Не плачь, малышка, все уже закончилось, я с вами…»

Я так углубился в свои сентиментальные мечты, что едва не пропустил новое сообщение с катера. А когда вслушался, просто окаменел от ужаса. Голос из рубки донес до меня буквально следующее.

«Черепашка, я Рубка. В связи с недостатком топлива мы прекращаем поиски. Если вы живы, то знаете, что делать. Держитесь, мы вернемся».

Они повторили это раз шесть. Я сначала просто слушал, не веря своим ушам. Потом, когда в эфире наступила мертвая – иначе и не скажешь – тишина, меня прорвало.

– Стойте!!! – орал я, забыв про экономию кислорода. – Стойте, не улетайте, я здесь! Я жив, не улетайте, я же тут подохну!!!

Что я только не делал. И стучал кулаками по шлему, и тряс головой, и трепал какие-то внешние разъемы на скафандре. Чуда не случилось, рация не заработала. Я и руками махал – вдруг увидят, как маленький человечек беснуется далеко внизу.

Но вся штука заключалась в том, что я-то их не видел. А катер – объект побольше, чем человечек в скафандре. То ли они не там искали, то ли… да какая теперь разница!

Минут через десять мои силы иссякли. Наступило какое-то неестественное спокойствие, голова стала подозрительно чистой и холодной. Наверно, небо ниспослало мне мужество, чтобы достойно встретить смерть в полном одиночестве.

Я вылез из платформы, сделал несколько неспешных шагов наугад, неторопливо огляделся. Мне казалось, что я должен идти. Неважно, в какую сторону, неважно, что в никуда. Главное – быть в движении. Поставить какую-то цель и стремиться к ней до последнего вздоха. Это легче, чем отмерять минуты до неминуемой смерти от удушья.

Есть и еще вариант: отщелкнуть замки шлема и уже не мучиться. Но к такому подвигу я был морально не готов.

Я пошел. Поднявшийся над горизонтом край Доры светил мне прямо в спину, я отбрасывал длинную контрастную тень. Казалось, что я не посреди огромной каменистой равнины, а в помещении, где поставили очень яркие прожекторы.

Ходьба моя была, прямо скажем, не быстрой. И силы – не бесконечными. Через пару минут мне пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Почему-то слабая сила тяжести ничуть не облегчала жизнь.

И тут я увидел перед собой две широкие параллельные полосы, уходящие далеко-далеко.

Не сразу я понял, что это колея – следы, оставленные нашим тягачом во время очередного выезда. Я внимательно рассматривал их, а в голове что-то вертелось, какая-то ускользающая мысль, очень важная, может, даже спасительная.

И тут я понял. Они в последнем сообщении сказали: «Вы знаете, что делать».

В мозгу сложилась стройная картина, которой следовало нарисоваться гораздо раньше, когда сил и нервов у меня было побольше.

Они же куда-то ездили. И привезли оттуда кислородный бокс с содержимым. Значит, там есть кто-то живой. Или что-то живое: ну, растения, кислород, мало ли…

Мне надо было всего лишь идти по следам тягача… Только вот сколько идти? Если полчаса, то нормально. А если полдня?

Затея более чем сомнительная. Шанс – один на миллион. Зато появилась цель, к которой можно стремиться до последнего вздоха. Только что не было никакой надежды – и вдруг вот она! Я прямо-таки воспрянул духом. Даже силы откуда-то появились.

И я пошел снова. Пошел по дороге, оставленной надежной и совершенной машиной, придуманной десятками умных людей. Только где она, эта машина? Нет ее больше. А я пока есть и что-то делаю, как-то пытаюсь спастись. Нет на свете машины надежнее человека.

Я шел долго, по крайней мере, мне так казалось. Мысли об остатке кислорода и заряде батарей скафандра я старался гнать прочь. Вместо этого представлял себе, что может ждать меня в конце пути. Представлялся стационарный купол, окруженный сигнальными мачтами, парочка челноков на летном поле, рабочая суета, люди, кухня, связь…

Не следовало, правда, забывать, что мои попутчики ездили туда с пулеметами наперевес. И ласковый прием мне вовсе не гарантирован.

А может, там и нет ничего… Может, наткнусь я на мерзлые обломки «Ледяного грома», да там и останусь навечно, всеми забытый, никем не похороненный. Странно, почему Дэба посадил катер так далеко от места крушения… конечно, если его вообще волновало это место. То, что экспедиция у нас была не похоронная, глупо было даже сомневаться. Но никто не отменял версию, что Дэба со своими людьми пришел, чтобы подобрать какой-то важный груз с «Грома».

Не повезло нам. Наверняка рубка проверяла грунт, прежде чем сажать катер, однако мало какая аппаратура с орбиты отличит камень от плотно слежавшегося песка. Странно, что мы сразу при посадке не провалились в тартарары…

Я шел, и мне все мерещилось, что над горизонтом вот-вот покажется либо световая мачта, либо какое-то строение – хоть что-то, намекающее на окончание пути. Но ничего не появлялось. А идти было все труднее. Я по-прежнему нормально дышал, только вот в голове начал появляться какой-то шум, и перед глазами то и дело мелькали желтые точки, похожие на рой комаров.

А потом я обернулся и едва не завыл от тоски: оказалось, я прошел-то всего метров триста. В заблуждение меня ввели особенности моего нынешнего положения – и тяжелый скафандр, и нехватка кислорода, и обманные оптические законы в безвоздушном пространстве. А больше всего – напрасная надежда, которой я отдался целиком, как доверчивый ребенок…

Мои ноги подогнулись, я плюхнулся на колени. Край Доры над горизонтом создавал причудливую лучистую радугу. Она была очень красивой, но холодной, как и весь этот крошечный, никому не нужный мирок.

Я стоял на коленях, глядя на зазубренную округлость горизонта, на резкие длинные тени камней, на едва заметные немногочисленные колючки звезд в чужом небе.

«Вот и все, Грач, отлетался», – вздохнул я.

Никакой истерики со мной не было. Просто погано как-то стало на душе. Не так я хотел встретить этот час…

Дора проваливалась за горизонт, холодная радуга становилась все меньше.

Я все еще стоял на коленях, даже не пытаясь подняться и идти дальше. Куда идти-то?

Некуда идти…

В очередной раз контролируя порядок в своем макияже, Тася заметила в зеркальце, что ее главный начальник, академик Ступич, беспокойно поглядел на часы.

– Думаете, опоздает? – спросила она.