Сергей Лукьяненко - Временная суета

Потом стало тихо. Земля исчезла вообще. Я несся среди космоса, вокруг тихо угасали звезды и сворачивались в клубки туманности. Редкие звездолеты были чудовищно огромны, но необратимо разрушены. Потом Вселенная начала сворачиваться в точку, и я положил руку на клавишу стартера.

Надо было возвращаться.

Но единственное, что меня еще держало, – это взгляд Януса Полуэктовича и слова Корнеева. Где-то там, далеко позади, в настоящем и солнечном мире, остались друзья и коллеги, остался НИИЧАВО и Соловец, Наина Киевна и Хома Брут, даже Амвросий Амбруазович Выбегалло…

А вокруг было Ничто. Вселенная сжалась в точку – над которой парила моя машина времени. Секунду – или миллион лет, ибо времени уже не стало, а спидометр зашкалило, она дрожала в сингулярности. Это было так тоскливо, что я закричал. Не помню уже, что я сказал, кажется, что-то очень известное и избитое. Но Вселенная стала вновь расширяться.

Звезды фейерверком пронеслись сквозь меня и превратили Ничто в небо. Гирлянды созвездий и паутина туманностей на мгновение воссияли вокруг, но тут вспыхнуло солнце, и под ногами вспухла Земля. Вокруг замелькали какие-то волосатые кроманьонцы, люди в тогах, рыцари в броне, алхимики над ретортами. Я дождался, пока мир приобрел привычные очертания, и остановился.

Все было реально.

Люди – может быть, чуть поскучнее, чем в реальности, но абсолютно убедительные. Ни одного прозрачного изобретателя или идиота с мечом и автоматом. Минуту я переводил дыхание, озираясь. Вот пробежал мальчик с удочкой, но он вовсе не стремился завести со мной умную беседу или спереть машину времени. Вот подошел милиционер, очень похожий на сержанта Ковалева. Он-то явно собирался со мной побеседовать, но я дал по газам и перенесся на пару лет вперед.

Кажется, это и был тот мир, который я искал.

Я закурил, оглядываясь по сторонам. Здесь, конечно, еще не делали ЭВМ, помещавшихся в маленький чемоданчик. Но все было столь вещественно, что я не сомневался – именно здесь пиратствовал Выбегалло.

Решив останавливаться каждые два года, я выжал сцепление и отправился в путь.

Мне потребовалось совсем немного времени. Всего пятнадцать остановок. Потом я ударил по клавише стартера, и машина времени провалилась обратно.

В реальность…

– Это м-мерзко и от-твратительно! – кричал где-то рядом Федор Симеонович. – В-вам придется отвечать, г-гражданин Выбегалло!

– Позвольте-позвольте! – грохотал бас Амвросия Амбруазовича. – Же-не сюи па фотиф![9] Молодежь нынче пошла… слабонервная! Нас царские жандармы не запугали! Не смейте мне хамить, Киврин!

– Тихо, – сказал Янус Полуэктович. Очень спокойно, но веско. И сразу наступила тишина. Я открыл глаза и увидел, что все смотрят на меня. С таким сочувствием, что мне стало неудобно.

– Ребята… бросьте вы… – прошептал я, поднимаясь.

Корнеев помог мне, радостно гаркнув:

– О, очухался, Привалов!

Поддерживаемый Витькой и Романом, я встал. Растерянно сказал:

– Извините, пожалуйста…

– Что вы, что вы, г-голубчик, вы прекрасно д-держались… – отворачиваясь, сказал Киврин.

Кристобаль Хозевич молча подошел ко мне, хлопнул по плечу и, словно смутившись своего порыва, отошел в сторону.

– Полагаю, все мы убедились… мир тот – достаточно материален, – сказал Невструев.

Выбегалло радостно закивал.

– Единственный вопрос, стоящий перед нами, каким законным образом можно осуществлять… ну, скажем мягко – обмен технологиями с этим миром.

– Как это каким? – завопил Выбегалло. – Налицо, понимаете ли, мой героический эксперимент… и экскурсия товарища Привалова – налицо! Садимся, едем и добываем культуру материальную и духовную! Милости просим!

– Привалов, вы согласились бы еще раз там побывать? – спросил Невструев.

Я покачал головой:

– Нет, Янус Полуэктович. Извините, нет. Давайте лучше я на картошку съезжу.

– Полагаю, это общее мнение? – спросил Невструев.

Никто ему не возразил. Тогда Выбегалло всплеснул руками:

– Как же это, товарищи? Где ваше гражданское мужество?

– Вы проделали это путешествие без колебаний, не так ли, Амвросий Амбруазович? – спросил Хунта.

Выбегалло гордо кивнул:

– Да! И никакое слабоволие и малодушие надо мной не довлело!

– Это не малодушие. Это чистоплотность, – холодно сказал Невструев. – Что ж, тогда эта тема будет поручена вам лично, Амвросий Амбруазович. Опыт у вас есть, силы духа – не занимать. Поработайте во благо народных закромов.

Выбегалло замолчал, хватая ртом воздух. А Янус Полуэктович продолжил:

– Остается, конечно, открытым ряд вопросов. Например – с обменом валюты, ибо даже новые, шестьдесят первого года, рубли вам не помогут. Но мы, со своей стороны, добьемся валютных ассигнований. Иной вопрос – как к вам отнесутся… там?

– Инсинуации, – косясь на корреспондентов, сказал Амвросий Амбруазович. – Выбегалло чист перед законом!

– Работа вам предстоит трудная, но интересная, – никак не реагируя на Выбегалло, говорил Невструев. – Вы согласны, не так ли?

Амвросий Амбруазович помолчал секунду. Похоже, он взвешивал все плюсы и минусы. По лицам ребят я видел, что они волнуются. Но я был спокоен.

Они просто наблюдали за моим путешествием.

А я – был там.

Выбегалло, конечно, не прочь урвать «чего-нибудь этакого» из мира за пределом времен. Но бывать там регулярно…

Он был, конечно, дурак, но дурак осторожный и трусливый.

– Своевременно заостренный вопрос! – сказал Выбегалло. – Очень правильная постановка проблемы! Что нам эти вещи… сомнительного производства? Что, я спрашиваю, товарищи? Что лучше – несуществующая культура придуманного мира или наши дорогие сотрудники?

– Как ни странно, даже вы – лучше, – сказал Жиан Жиакомо. – Никогда не подозревал себя в возможности такого признания… но, сеньоры… честность побуждает признаться.

А Выбегалло несло…

– Надо еще разобраться со многими вопросами! – размахивая руками перед шарахающимся Питомником, говорил он. – Кто создал этот… с позволения сказать – времяход? Кто напридумывал эти неаппетитные миры, а? Имя, товарищи, имя!

Все уже постепенно расходились. Киврин и Хунта дискутировали вопрос, что лучше – отправить все привезенные предметы назад, в будущее, или сдать на хранение в Изнакурнож. Янус Полуэктович что-то дружелюбно говорил Седловому, и тот растерянно кивал… Корнеев грубо пихал меня под ребра и усмехался. Ойра-Ойра, поглядывая на чемоданчик с ЭВМ, спросил:

– Скоро у нас такие появятся, Сашка? Что-то я невнимательно за спидометром следил…

– Лет тридцать, – сказал я. – Впрочем, не знаю. Это там – тридцать лет. А как у нас… не знаю.