Механическое пианино - Курт Воннегут
Во время обсуждения Кронер поднял руку и попросил разрешить дополнить доклад.
– Мне просто хочется подчеркнуть то, что ты говоришь, Пол, мне хочется указать на одну любопытную деталь. Одна лошадиная сила равняется приблизительно двадцати двум человеческим, и притом хорошим человеческим силам. И если мы переведем лошадиные силы одного из крупнейших прокатных станов в силы человеческие, то окажется, что один только этот стан за час производит бо́льшую работу, чем все рабы Соединенных Штатов периода Гражданской войны на протяжении двадцати четырех часов.
Он блаженно улыбнулся. Кронер был краеугольным камнем, источником веры и гордости всего Восточного района.
– Это очень интересная цифра, – сказал Пол, пытаясь отыскать в рукописи место, на котором он остановился. – И это, конечно, прямо относится к Первой Промышленной Революции, когда машины обесценили ручной труд. Вторая Революция, та, которую мы с вами сейчас завершаем, не так легко поддается выражению в цифрах, как это можно сделать с сэкономленным трудом. Если бы здесь была какая-нибудь единица измерения, вроде лошадиных сил, в которой можно было бы выразить усталость и раздражение человека, занятого монотонным трудом, тогда, пожалуй… Но такой единицы измерения нет.
– Но можно измерить количество брака, это уж я вам точно говорю, – сказал Бэйер, – а также самые невероятные и глупейшие ошибки, которые только можно себе представить. Убытки, простои, липу! Это прекрасно можно выразить в долларах, в долларах, которые тратились на никуда не годную работу.
– Правильно, но я всегда рассматривал это с точки зрения самого рабочего. Две промышленные революции ликвидировали два вида каторжного труда, и мне хотелось бы найти выражение того, от чего избавила людей Вторая Революция.
– Я работаю как каторжник, – сказал Бэйер.
Все расхохотались.
– Я говорю о тех, по ту сторону реки, – сказал Пол.
– Они никогда не работали, – сказал Кронер.
И опять все расхохотались.
– И они размножаются, как кролики, – сказала Анита.
– Кто это здесь отпускает грязные шуточки по поводу размножения кроликов? – спросил появившийся в дверях Финнерти. Он слегка покачивался, дыхание у него было учащенным. Видимо, он все же отыскал свое виски. – Так кто же это? Когда маленькая крольчиха пришла в кладовку к кролику, а клерк…
Кронер моментально оказался на ногах.
– О Финнерти, как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – Он подозвал официанта. – Ты как раз подоспел к кофе, мой мальчик, к большой чашке черного кофе. – Он наложил свою гигантскую лапу на Финнерти и направил его к только что освобожденному Анитой месту. Финнерти поднял со стола карточку сидящего рядом с ним инженера, покосился на нее, а затем и на инженера.
– А где же, черт побери, моя карточка?
– Дайте ему его карточку, ради всего святого, – сказала Анита.
Пол вытащил карточку из кармана, расправил ее и положил перед Финнерти. Финнерти удовлетворенно кивнул и погрузился в мрачное молчание.
– Мы как раз говорили о Второй Промышленной Революции, – сказал Кронер, как будто ничего не произошло. – Пол говорил о том, что нет единиц измерения, чтобы определить, какое количество каторжной работы она ликвидировала. Я считаю, что это можно выразить графически при помощи кривой.
– Но только не приход маленькой крольчихи в кладовку к кролику, – сказал Финнерти.
Его замечание игнорировали все, кто следил за объяснениями Кронера.
– Если мы пересчитаем количество рабочих часов, затрачиваемых человеком, на количество действующих вакуумных трубок, то увидим, что количество рабочих часов человека понижается, а количество трубок увеличивается.
– Подобно кроликам, – сказал Финнерти.
– Да, как вы правильно заметили, – улыбнулся Кронер, – подобно кроликам. Кстати, Пол, еще один интересный аспект, о котором тебе, возможно, говорил когда-нибудь твой отец, заключается он в том, что люди сначала не обращали особого внимания на то, что ты называешь Второй Промышленной Революцией, и это тянулось довольно долго. У всех в голове была атомная энергия, и все толковали о том, что иное использование атомной энергии должно перевернуть весь мир. Атомный век – вот на что все замахивались. Помнишь, Бэйер? А тем временем вакуумные трубки множились, как кролики.
– Соответственно возрастало и потребление наркотиков, алкоголизм, число самоубийств, – сказал Финнерти.
– Эд! – сказала Анита.
– Была война, – спокойно заметил Кронер. – Это случается после каждой войны.
– Порок, число разводов, преступность среди юношества – все это росло с ростом использования вакуумных трубок, – сказал Финнерти.
– Ну-ка, Эд, продолжай, – сказал Пол, – ты не сможешь доказать логической связи между этими факторами.
– Если между ними есть хоть какая-нибудь связь, то и это уже заставляет задуматься, – сказал Финнерти.
– Я уверен, что между ними нет связи, достаточной для того, чтобы нам заниматься этим здесь, – сурово сказал Кронер.
– Либо нет достаточного воображения, либо честности, – добавил Финнерти.
– Какая еще честность! О чем вы болтаете? – сказала Анита. Она нервно комкала свою салфетку. – Ну, так как – может, мы оставим это мрачное место и посмотрим на шашечный чемпионат?
Ответом ей были вздохи облегчения и одобрительные кивки всех сидевших за столом. С некоторым чувством сожаления Пол отложил в сторону окончание своего доклада. Все присутствующие, за исключением Финнерти, перешли в комнату для игр, где целая батарея торшеров окружала стол, на котором лежала шахматная доска, незапятнанно чистая и сияющая.
Оспаривающая первенство четверка рысцой пробралась вперед, наскоро провела совещание, и трое из них отправились в гардеробную. Четвертый, Фред Беррингер, уселся за доской, загадочно усмехаясь.
Пол занял место напротив него.
– Играем по крупной? – спросил он.
– По маленькой, по маленькой.
– Погодите-ка, Фред, вы ведь из Миннесоты, не правда ли? Не предстоит ли вам проиграть шашечную корону Миннесоты, Фред?
– К сожалению, мне предстоит выиграть всего лишь звание
