Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович
Тра-та-та-та-та… Вокруг меня частоколом торчали одеревеневшие люди. Некоторые стали приходить в себя и обалдело шевелили белками. Я полулежал на груди твердого, как скамейка, человека, и прямо перед моими глазами была его широко раскрытая пасть с блестящей слюной на подбородке… Синий-зеленый,синий -зеленый,синий-зеленый… Чего-то не хватало. Раздавались пронзительные вопли, ругань, кто-то бился и визжал в истерике. Над площадью нарастал густой механический рев. Я с трудом поднял голову. Плафоны были прямо надо мной, синий и зеленый равномерно вспыхивали, а красный погас, и с него сыпался стеклянный мусор.Тра-та-та-та-та!…- И сейчас же лопнул и погас зеленый плафон. А в свете синего неторопливо проплыли распахнутые крылья, с которых срывались красноватые молнии выстрелов.
Я опять попытался броситься на землю, но это было невозможно, все они вокруг стояли, как столбы. Что-то гадко треснуло совсем недалеко от меня, взвился султан желто-зеленого дыма,и пахнуло отвратительной вонью. Пок! Пок! Еще два султана повисли над площадью.Толпа взвыла и заворочалась. Желтый дым был едкий, как горчица, у меня потекли слезы и слюни, я заплакал и закашлял, и вокруг меня все тоже заплакали, закашляли и хрипло завопили: «Сволочи! Хулиганы! Бей интелей!…» Снова послышался нарастающий рев мотора. Самолет возвращался."Да ложитесь же, идиоты!»- закричал я.Все вокруг меня повалились друг на друга. Трата-та-та-та-та!… На этот раз пулеметчик промахнулся, и очередь пришлась по дому напротив, зато газовые бомбы снова легли точно в цель. Огни вокруг площади погасли, погас синий плафон, и в кромешной тьме началась свалка.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Не знаю,как я добрался до этого фонтана.Наверное,у меня здоровые инстинкты,а обыкновенная холодная вода- это было как раз то, что нужно. Я полез в воду,не раздеваясь,и лег.Мне сразу стало легче. Я лежал на спине, на лицо мне сыпались брызги,и это было необычайно приятно. Здесь было совсем темно,сквозь ветки и воду просвечивали неяркие звезды, и было совсем тихо. Несколько минут я почему-то следил за звездой поярче,медленно двигавшейся по небу,пока не сообразил,что это ретрансляционный спутник «Европа», и подумал, как это далеко отсюда, и как это обидно и бессмысленно, если вспомнить безобразную кашу на площади,отвратительную ругань и визг, мокротное харканье газовых бомб и тухлую вонь, выворачивающую наизнанку желудок и легкие. Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей, вспомнил я, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний,привычек и нелепейших выдумок…Бесценный Пек обожал цитировать старца Зосиму, когда кружил с потиранием рук вокруг накрытого стола. Тогда мы были сопливыми курсантами и совершенно серьезно воображали, будто такого рода изречения годятся в наше время лишь для того, чтобы блеснуть эрудицией и чувством юмора…
Тут кто-то шумно рухнул в воду шагах в десяти от меня.
Сначала он хрипло кашлял, отхаркивался и сморкался, так что я поспешил выбраться из воды, потом принялся плескаться, ненадолго совсем затих и вдруг разразился бранью.
— Гниды бесстыжие,- рычал он,- пр-р-роститутки… Дерьмо свинячье,стервы… По живым людям! Гиены вонючие, пархатые суки… Слегачи образованные, гады…- Он снова яростно отхаркивался.- Свербит у них в заднице, что люди развлекаются… На щеку наступили, сволочи…- Он болезненно охнул в нос. — Провались они с этой дрожкой, чтобы я туда еще раз пошел…
Он опять застонал и поднялся. Было слышно, как с него льет. Я смутно различал во мраке его шатающуюся фигуру. Он тоже меня заметил.
— Эй, друг, закурить нету?- окликнул он.
— Было,- сказал я.
— Суки,- сказал он.- Я тоже не догадался вынуть.Так во всем и плюхнулся. — Он прошлепал ко мне и присел рядом.- Болван какой-то на щеку наступил, — сообщил он.
— По мне тоже прошлись, — сочувственно сказал я. — Ошалели все.
— Нет, ты мне скажи,откуда они слезогонку берут?- сказал он.- И пулеметы.
— И самолеты, — добавил я.
— Самолет что!- возразил он.- Самолет у меня у самого есть. Купил по дешевке, всего семьсот крон… Чего им надо, вот что я не понимаю!
— Хулиганье,- сказал я.- Набить им как следует морду, вот и весь разговор…
Он желчно рассмеялся.
— Как же, набил один такой!…Они тебя так отделают… Ты думаешь,их не били? Еще как били! Да,видно, мало… Их надо было в землю вбить, с пометом ихним вместе, а мы прозевали… А теперь они нас бьют. Народ мягкий стал, вот что я тебе скажу.Всем на все наплевать.Отбарабанил свои четыре часика, выпил- и на дрожку, и бей ты его хоть из пушки. — Он в отчаянии хлопнул себя по мокрым бокам.-Ведь были же,говорят,времена!- завопил он.- Ведь пикнуть же не смели! Чуть из них кто вякнет- ночью к нему в белых балахонах или там в черных рубашках, дадут в зубы с хрустом и в лагерь, чтобы не вякал… В школах, сын рассказывает, все фашистов поносят: ах, негров обижали, ах, ученых совсем затравили,ах,лагеря,ах,диктатура!Да не травить надо было, а в землю вбивать, чтобы на развод не осталось! — Он с длинным хлюпаньем провел ладонью под носом.- Завтра на работу с утра, а мне всю морду свезло… Пойдем выпьем, а то еще простудимся…
Мы пролезли через кусты и выбрались на улицу.
— Тут за углом «Ласочка», — сообщил он.
«Ласочка» была полна мокроволосыми полуголыми людьми. По-моему, все были подавлены, как-то смущены и мрачно хвастались друг перед другом синяками и ссадинами. Несколько девушек в одних трусиках, сгрудившись вокруг электрокамина,сушили юбки- их платонически похлопывали по голому.Мой спутник сразу пролез в толпу и,размахивая руками и поминутно сморкаясь в два пальца, стал призывать «вколотить их, сволочей, в землю по самые уши». Ему вяло поддакивали.
Я спросил русской водки,а когда девушки отошли и оделись, снял гавайку и подсел к камину. Бармен поставил передо мной стакан и снова вернулся за стойку к пухлому журналу- решать кроссворд. Публика разговаривала.
— …И чего, спрашивается, стрелять? Не настрелялись, что ли? Как маленькие, ей-богу… Добро только портят.
— Бандиты,хуже гангстеров, а только как хотите, дрожка эта — тоже гадость.
— Это точно. Давеча моя говорит,я,говорит,тебя,папа, видела, ты, говорит, папа,синий был,как покойник, и очень уж страшный, а ей всего-то десять лет, каково мне было в глаза ей смотреть, а?…
— Эй, кто-нибудь,- сказал бармен, не поднимая головы. — Развлечение из четырех букв, это что?
— Ну, хорошо. А кто все это выдумал? И дрожку, и ароматьеры… А? Вот то-то…
— Если промокнешь, лучше всего бренди.
— …Ждали мы его на мосту. Смотрим, идет, очкарик, и трубу такую несет со стеклами. Мы его ка-ак взяли- и с моста. С очками вместе и с трубой, только ногами дрыгнул… А потом Ноздря прибегает,в сознание его,значит, привели, посмотрел с моста, как тот булькает. Ребята, говорит, да вы что, пьяные? Это же совсем не тот, я этого, говорит, в первый раз вижу…
— А по-моему, надо издать закон:если ты семейный,нечего на дрожку шляться…
— Эй, кто-нибудь, — сказал бармен. — А как будет литературное произведение из семи букв? «Книжка», что ли?…
— …Так у меня у самого во взводе было четыре интеля,пулеметчики.Я помню,мы с пакгаузов удирали,- ну, знаете, там еще теперь фабрику строят, и вот двое остались прикрывать.Между прочим,никто их не просил, вызвались исключительно сами. А потом вернулись мы, а они висят рядышком на мостовом кране, голые, и все у них калеными щипцами повыдергано.Вот так,понял? А теперь, я думаю: где остальные двое сегодня,скажем,были? Может, они меня же слезогонкой угощали, ведь такие могут вполне…
— Мало ли кого вешали… Нас тоже вешали за разные места.
— В землю их вколотить до ноздрей, и все тут!
— Я пойду.Чего тут сидеть… У меня уже изжога началась.А там, наверное, все починили…
— Эй, бармен, девочки! По последней!
Гавайка моя высохла.Я оделся и, когда кафе опустело,перебрался за столик и стал смотреть, как в углу два изысканно одетых пожилых господина тянут через соломинку коктейль.Они сразу бросались в глаза- оба,несмотря на очень теплую ночь,в строгих черных костюмах и при черных галстуках. Они не разговаривали, а один все время поглядывал на часы.Потом я отвлекся.Ну,доктор Опир,как вам показалась эта дрожка? Вы были на площади? Да нет, вы, конечно, не были. А зря. Интересно было бы знать, что вы об этом думаете. Впрочем, черт с вами. Какое мне дело до того,что думает доктор Опир? Что я сам об этом думаю? Что ты об этом думаешь, ты, высококачественное парикмахерское сырье? Скорей бы акклиматизироваться.Не забивайте мне голову индукцией, дедукцией и техническими приемами.Самое главное- побыстрей акклиматизироваться. Почувствовать себя своим среди них… Вот все они опять пошли на площадь. Несмотря на то, что произошло,они все-таки снова пошли на площадь. А у меня нет,ну, ни малейшего желания идти на эту площадь. Я бы с удовольствием пошел сейчас домой и опробовал бы свою новую кровать.А когда же к рыбарям? Интели, «Девон» и рыбари. Интели- видимо, это местная золотая молодежь? «Девон»… «Девон» надо иметь в виду. Вместе с Оскаром. Теперь рыбари…
