Тесс Герритсен - Игра с огнем (сборник)
– Значит, он не просто копировал ноты из оригинала.
– Нет, изменения достаточно кардинальные, тут не просто правка. Видимо, перед нами оригинал, в который потом вносились изменения. – Она смотрит на меня поверх очков. – Знаешь, вероятно, у нас единственный экземпляр – других просто нет. Ведь звукозаписи не существует.
– Откуда ты знаешь?
– Я послала копию Полу Фронличу в консерваторию. Он пропустил ее через все программы распознавания музыки, сравнивал со всеми имеющимися записями. Никаких аналогов не обнаружено. Он считает, твой вальс никогда не записывался, а никакой другой музыки, сочиненной Л. Тодеско, он не нашел. Происхождение твоих нот – великая тайна.
– А книга цыганских мелодий? Я нашла листок с «Incendio» между страниц. Вероятно, владелец был один. Не исключено, что эта книга принадлежала тому же Л. Тодеско.
Она раскрывает рассыпающийся томик с мелодиями. На обложке крест из отклеивающегося скотча, только он, кажется, ее и удерживает. Герда осторожно открывает страницу с копирайтом.
– Издатель итальянский. Год выпуска – тысяча девятьсот двадцать первый.
– На задней стороне обложки что-то есть.
Герда переворачивает книгу и читает выцветшие слова, написанные синими чернилами: «11 Calle del Forno, Venezia».
– Адрес в Венеции.
– Может быть, адрес композитора?
– В любом случае поиск нужно начинать оттуда. Составим список всех, кто жил по этому адресу с двадцать первого года. – Герда возвращается к двум листочкам, закрепленным на пюпитре. – «Incendio». «Огонь». Интересно, какой огонь здесь имеется в виду.
Она берет инструмент и, прежде чем я успеваю ее остановить, начинает играть. С первыми звуками скрипки я чувствую, как во мне поднимается волна паники. Пальцы начинает пощипывать, электрическое напряжение нарастает с каждой нотой, и вот уже мне начинает казаться – визжит не скрипка, а мои нервы. Я уже готова выхватить у Герды смычок, когда она резко прекращает играть и впивается взглядом в ноты.
– Любовь, – бормочет она.
– А?
– Неужели ты не слышишь? Тут страсть, мука. В первых шести тактах, где вводная мелодия, такая печаль и тоска. Потом, в шестнадцатом такте, сила чувства возрастает. Регистр повышается, ноты ускоряются. Я почти чувствую отчаяние разлученных любовников. – Герда смотрит на меня. – «Incendio». Я думаю, это огонь любви.
– О черт, – тихо говорю я, потирая виски. – Пожалуйста, не играй больше. Я не вынесу.
Она кладет скрипку.
– Тут ведь дело не в музыке. Что с тобой происходит, Джулия?
– Нет, тут дело как раз в музыке.
– Ты в последнее время стала рассеянная. Пропустила две репетиции подряд. – Она делает паузу. – У тебя с Робом нелады?
Я не знаю, что сказать, а потому несколько минут не говорю ничего. В доме Герды так тихо. Она живет одна, ни мужа, ни детей у нее нет, отвечает только перед самой собой, а я вынуждена делить дом с человеком, который считает меня сумасшедшей, и с дочерью, которая меня пугает.
– С Лили, – наконец признаю я. – У нее в последнее время проблемы.
– Какие проблемы?
– Помнишь, я порезала ногу и потребовалось накладывать швы?
– Ты говорила, это несчастный случай.
– Никакой не несчастный. – Я смотрю на нее. – Все устроила Лили.
– Как устроила?
– Вытащила осколок стекла из мусорного бачка и вонзила мне в ногу.
Герда недоуменно смотрит на меня:
– Лили?
Я отираю слезы:
– А в тот день, когда я упала, тоже был никакой не несчастный случай. Она оставила игрушку на лестнице, а я на нее наступила. Мне никто не верит, но я знаю, она сделала это специально.
Делаю несколько быстрых вдохов, наконец мне удается взять себя в руки. Когда я снова начинаю говорить, голос мой звучит ровно. Покорно.
– Я больше не знаю, кто она. Она превратилась в кого-то другого. И все началось с того дня, когда я впервые играла вальс.
Любой другой сказал бы, что у меня бред, но Герда молчит. Она только слушает, ее молчание успокаивающее, не осуждающее.
– Мы возили ее на всякие медицинские исследования, и ей делали что-то вроде ЭЭГ – считывали мозговые волны. Когда ей дали прослушать вальс – ты его записала, – мозг ее реагировал так, будто он – вальс – находится в ее долговременной памяти. Словно она его уже слышала. Но ты говоришь, он никогда не записывался.
– Старые воспоминания, – бормочет Герда, она разглядывает ноты «Incendio», словно видит в музыке что-то не замеченное ею раньше. – Джулия, я знаю, мои слова покажутся тебе странными. Но меня в детском возрасте посещали воспоминания, которые я никак не могла объяснить. Родители приписывали их моему буйному воображению, но я помнила каменный домик с земляным полом. Поля пшеницы, колосья, раскачивающиеся на солнце. И еще я отчетливо помнила, как смотрю сверху на свои босые ноги – без одного пальца. Все это не имело никакого смысла, но как-то раз бабушка сказала, что меня посещают обрывки воспоминаний о том, кем я была когда-то. В прошлой жизни. – Герда смотрит на меня: – Ты считаешь, это глупости?
Я отрицательно покачиваю головой:
– Мне уже ничто не кажется глупостями.
– Бабушка говорила, что большинство людей не помнят своих прошлых жизней. Или же воспринимают такие воспоминания исключительно как фантазии. Но у маленьких детей разум еще открыт. Они еще имеют доступ к прежним воспоминаниям, хотя и не владеют языком, чтобы рассказать нам о них. Может быть, Лили поэтому так и реагирует на твой вальс – она, наверное, слышала его в прежней жизни.
Могу себе представить реакцию Роба на наш разговор. Он уже подозревает меня в неуравновешенности, а если я начну говорить о прошлых жизнях, у него и последние сомнения исчезнут.
– Жаль, но другого решения твоей проблемы у меня нет, – говорит Герда.
– Не думаю, что тут вообще есть какое-то решение.
– Слушай, меня теперь разбирает настоящее любопытство. Если твой торговец антиквариатом в Риме не в силах нам помочь, может, мы сами попробуем найти композитора? Я буду играть на фестивале в Триесте – совсем рядом с Венецией. Я могла бы сделать вылазку в Венецию, на Калле-дель-Форно. Выяснить, жил ли там Л. Тодеско.
– Ты пойдешь на такие хлопоты ради меня?
– Ну, на такое мне не жалко времени, и потом, мне и самой занятно. Твой вальс великолепен, и я думаю, он никогда не публиковался. Будет здорово, если наш квартет запишет его первым. Мы должны убедиться, что права на него не защищены и юридически все чисто. Как видишь, у меня есть собственные эгоистические основания искать Л. Тодеско.
– Он, вероятно, давно уже умер.
– Вероятно. – Герда кидает жадный взгляд на ноты. – А если он еще жив?
Вернувшись домой от Герды, я вижу «форд-таурус» Вэл на нашей подъездной дорожке; в гараже уже стоит «лексус» Роба. Я не знаю, почему Роб так рано приехал с работы и почему они оба застывают в дверях, когда я захожу в дом. Знаю только, что ни один из них не улыбается.
– Где ты пропадала, черт подери? – спрашивает Роб.
– Ездила к Герде. Я же тебе говорила, что собираюсь к ней заехать.
– Ты хоть представляешь, который теперь час?
– А разве я обещала вернуться раньше? Не помню такого.
– Господи, Джулия, да что с тобой происходит?
Тут вмешивается моя тетушка:
– Роб, она наверняка была занята и потеряла счет времени. Тут не из-за чего сходить с ума.
– Не из-за чего? Да я уже в полицию звонить собирался!
Я трясу головой в недоумении:
– Какого черта ты собирался звонить в полицию? Что я такого сделала?
– Мы тебя несколько часов пытались найти. Ты не появилась в садике, и мне позвонили на работу. Вэл пришлось ехать забирать Лили.
– Но у меня с собой мобильник – почему никто не позвонил?
– Мы тебе звонили, Джулия, – говорит Вэл. – Твой телефон переправляет звонки в голосовую почту.
– Значит, он сломался.
Я вытаскиваю телефон из сумочки и удивленно смотрю на экран. Да, вот они – все здесь, пропущенные и отправленные в голосовую почту. Из садика, от Роба, от Вэл.
– Наверное, что-то со звонком, – говорю я. – Может, я его случайно выключила. Или что-то с настройками.
– Джулия, ты все еще принимаешь викодин? – осторожно спрашивает Вэл.
– Нет-нет. Перестала несколько дней назад, – бормочу я, копаясь в меню телефона, пытаюсь понять, как случайно выключила звонок.
Пальцы у меня какие-то неловкие, я все время прикасаюсь не к той иконке. У меня случались такие ночные кошмары – я в отчаянии пытаюсь вызвать помощь по телефону, но все время набираю не тот номер. Но сейчас не ночной кошмар. Это происходит со мной в действительности.
– Прекрати, – говорит Роб. – Джулия, прекрати.
– Нет, нужно немедленно поменять настройки.
Я тыкаю пальцем в иконки, хотя Лили уже выбежала в коридор, хотя уже обхватила руками, словно удушающей лозой, мою ногу.
– Мамочка! Я без тебя скучаю!
Я смотрю на нее и неожиданно замечаю в ее глазах что-то ядовитое, пробивающееся рябью на поверхность тихих вод и снова ныряющее вглубь. Я резко вырываюсь из ее хватки, и она, даже вскрикнув от боли, застывает на месте с распростертыми руками – ребенок, отвергнутый матерью.
