Айзек Азимов - Конец вечности
— Вы успели столкнуться с этими проявлениями её способностей? — поинтересовался он.
— Куда денешься, — мрачно буркнула Д’Обиссон. — С ней даже рядом нельзя стоять, чтобы она чего-нибудь не высмотрела:
— И что же с вами случилось?
— Ничего особенного, просто досадно. — Д’Обиссон покраснела и поджала губы, так что Питту показалось, что больше она ничего не скажет. Но она прошептала: — После того как я обследовала командира Купола, Марлена поинтересовалась, как у него дела. Я сказала, что ничего серьёзного не обнаружила и считаю, что Генарр полностью оправится. А она спросила: «Почему это вас расстраивает?» Я с недоумением переспросила: «Расстраивает? Я рада!» Но она сказала: «Вы разочарованы, это очевидно. Вам не терпится». Так я впервые столкнулась с её штучками, хотя уже слыхала о них. Мне оставалось только возмутиться: «Почему мне не терпится? О чём ты?» Она скорбно взглянула на меня своими огромными, тёмными, вечно бегающими глазами и ответила: «Дело в дяде Сивере…»
Питт перебил Рене:
— Дядя Сивер? Разве они родственники?
— Нет, я думаю, что это просто знак симпатии. Она сказала тогда: «Все дело в дяде Сивере, и, по-моему, вы метите на его место». Тут я повернулась и ушла.
— А что вы почувствовали, услышав такое? — спросил Питт.
— Как что? Рассердилась, конечно!
— Потому что она сказала неправду? Или же наоборот — оказалась права?
— Ну, если хотите…
— Нет-нет, не надо вилять, доктор. Она ошиблась или была права? Вы действительно обнаружили разочарование, поняв, что Генарр здоров, так что девчонка смогла это заметить, или она всё просто придумала?
Д’Обиссон ответила с явной неохотой:
— Она действительно подметила кое-что. — Врач с негодованием взглянула на Питта. — Я всего лишь человек и, как все, подвластна чувствам. Вы сами сейчас сказали, что я могу надеяться на этот пост, следовательно, я подхожу для него.
— Значит, она не ошиблась… — без малейших признаков усмешки произнес Питт. — А теперь давайте подумаем: эта девушка — особенная, странная девушка, о чём свидетельствует и её поведение, и сканирование мозга… Даже лихоманка её не берёт. А что, если её устойчивость к лихоманке определяется строением мозга? Разве она не может послужить нам средством для изучения лихоманки?
— Не знаю. Впрочем — сомневаюсь.
— Может, попробовать?
— Быть может — но как?
— Пусть она как можно чаще бывает на поверхности Эритро, — невозмутимо ответил Питт.
Д’Обиссон задумалась.
— Дело в том, что она сама к этому стремится и командир Генарр её поддерживает.
— Вот и отлично. А вы обеспечьте им медицинскую поддержку.
— Понимаю. А если девушка схватит лихоманку?
— Не следует забывать, что решение всей проблемы гораздо важнее, чем здоровье индивида. Нам завоевывать этот мир, и необходимо быть готовыми к вынужденным потерям.
— Ну а если Марлена погибнет, но так и не поможет нам понять или победить лихоманку?
— И всё-таки следует рискнуть, — ответил Питт. — В конце концов, с ней может ничего не случиться, и тогда, тщательно выяснив все причины, мы сумеем справиться с болезнью. Пусть будет так. Нельзя выигрывать без потерь.
Только потом, когда Д’Обиссон отправилась в свою квартиру на Роторе, железная решимость Питта ослабла, и он понял, что стал кровным врагом Марлены Фишер. Но победа будет истинной, только если Марлена погибнет, а причины лихоманки останутся неизвестными. Тогда он избавится и от странной девицы, и от никчемной планеты, на которой со временем может появиться население — неповоротливое и бестолковое, — как на Земле.
64
Они сидели под Куполом втроем. Сивер Генарр наблюдал, Эугения Инсигна тревожилась, а Марлене Фишер не терпелось.
— Помни, Марлена, — внушала Инсигна, — нельзя смотреть на Немезиду. Я знаю, тебе говорили про инфракрасный свет, но, кроме того, время от времени на её поверхности происходят взрывы, и она вспыхивает белым огнем. Вспышка длится минуту-другую, но этого вполне хватит, чтобы обжечь сетчатку, а заранее не угадаешь, когда это может случиться.
— Значит, астрономы не умеют предсказывать вспышки? — поинтересовался Генарр.
— Пока нет. В природе многое подчиняется случаю. Мы ещё не знаем законов турбулентности в звездах, некоторые из нас полагают, что люди вообще не сумеют разобраться в них — слишком они сложны.
— Интересно, — произнес Генарр.
— Но мы должны быть благодарны Немезиде за эти вспышки. Как-никак, а всё же целых три процента энергии, которую Эритро получает от Немезиды.
— Не слишком-то много…
— Уж сколько есть. Но без этого Эритро оледенела бы и здесь было бы труднее жить. Но Ротору вспышки мешают — приходится быстро реагировать на изменение освещенности, немедленно включать защитные поля.
Марлена слушала и то и дело переводила взгляд с одного на другого и наконец не выдержала:
— Ну сколько вы ещё будете вот так разговаривать? Вам нужно, чтобы я здесь сидела? Я же вижу.
— А куда ты там пойдешь? — поспешно спросила Инсигна.
— Погуляю. Схожу к речке, то есть к ручью.
— Зачем?
— Интересно. Течёт вода, течёт под открытым небом. Непонятно, где начинается, неизвестно, где кончается, и нигде не видно насосов, которые перекачивали бы её обратно.
— На самом деле, — начала объяснять Инсигна, — это происходит в результате воздействия тепла Немезиды…
— Я не об этом. Я хочу сказать, что ручей не сделан людьми. Просто хочется постоять у воды, посмотреть на неё.
— Только не пей, — приказала Инсигна.
— И не собираюсь. Неужели я час без питья не обойдусь? Если захочется есть-пить — или ещё чего-нибудь, — сразу вернусь. И не надо, как всегда, устраивать столько шума из ничего.
— Тебе, наверное, уже хотелось бы нарушить установленный порядок в Куполе? — улыбнулся Генарр.
— Конечно. Любому бы хотелось.
Улыбка Генарра стала ещё шире.
— Знаешь что, Эугения, я успел убедиться, что жизнь на поселениях переделывает людей. Теперь мы уже не представляем себе, как можно жить вне замкнутых циклов. А на Земле, ты знаешь, люди привыкли всё выбрасывать: дескать, любые отбросы переработаются естественным путем, но, увы, иногда этого не случается.
— Генарр, ты мечтатель. Необходимость заставляет людей научиться хорошим манерам, но исчезнет необходимость — и всё вернется на круги своя. С горки ехать легче, чем в горку. Так гласит второй закон термодинамики, и, если людям суждено жить на Эритро, не сомневаюсь, человечество моментально загадит её от полюса до полюса.
— Этого не произойдёт, — возразила Марлена.
— Почему же, дорогая? — вежливо осведомился Генарр.
— Не произойдёт, потому что не произойдёт, — нетерпеливо ответила Марлена. — Ну теперь я могу наконец идти?
Генарр взглянул на Инсигну.
— Что ж, Эугения, пусть идёт. Её же не удержишь. Кстати, рад тебе сообщить, что недавно с Ротора вернулась Рене Д’Обиссон и проверила результаты её сканирования, начиная с первого. Она утверждает, что параметры мозга Марлены устойчивы настолько, что на Эритро ей ничто не сможет причинить вред.
Эти слова услышала Марлена, уже было собравшаяся уходить.
— Да, дядя Сивер, чуть не забыла. Будь поосторожнее с доктором Д’Обиссон.
— Почему? Она — великолепный нейропсихолог.
— Я не об этом. Когда после нашей прогулки вам было плохо, она обрадовалась, а когда вы пришли в себя — огорчилась.
— Откуда ты знаешь? — привычно спросила Инсигна.
— Знаю.
— Не понимаю. Сивер, ты ведь прекрасно ладил с Д’Обиссон.
— Конечно. И до сих пор лажу. И мы ни разу не ссорились. Но если Марлена говорит…
— А не может ли твоя Марлена ошибаться?
— Я не ошиблась, — проговорила Марлена.
— Не сомневаюсь в этом. — Сивер обратился к Инсигне: — Доктор Д’Обиссон — женщина честолюбивая. И случись что со мной, именно она станет моим преемником. Д’Обиссон много времени провела на Эритро, только ей по плечу справиться с лихоманкой, если та вновь появится. И что самое главное — она старше меня, и времени у неё ещё меньше. Так что не могу винить Д’Обиссон, если при виде меня больного сердце у неё вдруг екнуло. Не исключено, что она сама не подозревала об этом.
— Нет, она знает, — многозначительно сказала Марлена. — Всё знает. Последите за ней, дядя Сивер.
— Хорошо. Ты готова?
— Конечно.
— Тогда пошли в шлюз. Эугения, иди сюда и постарайся не мучиться так откровенно.
Так впервые Марлена выходила на поверхность Эритро одна, без защитной одежды. Было это по земному стандартному времени в 9.20 пополудни 15 января 2237 года. А по-эритрийски — ближе к полудню.
Глава 30
