Филип Фармер - Одиссея Грина

— Ты повторяешься, — говорит Чиб. — Сейчас важно другое: что делать с ребенком?

— Почему тебя это заботит? — спрашивает Бенедиктина. — Ты сам превосходно знаешь, что он, может быть, даже и не твой!

— Было бы лучше, — говорит Чиб, — если бы это было не так. Но и в этом случае ребенок имеет право голоса. Он может захотеть жить, даже если матерью будешь ты.

— В этом-то отвратительном мире! — кричит она. — Я сделаю для него доброе дело — лягу в больницу и избавлюсь от него. Из-за тебя я упустила такой случай на Народном Фестивале! Там будут представители фирм звукозаписи со всего света, а я не смогу петь для них!

— Врешь ты все, — говорит Чиб. — Ты же оделась для выступления.

Лицо Бенедиктины краснеет, глаза расширяются, ноздри раздуваются.

— Ты мне все испортил! — Она переходит на крик. — Эй, слушайте все, кто слышит! Этот великий художник, этот прыщ на ровном месте, божественный Чиб, не способен к эрекции, пока не ляжет в постель!

Друзья Чиба недоуменно переглядываются. О чем орет эта дуреха? Что тут необычного?

Из дедушкиных «Отдельных высказываний»:

«Некоторые из черт религии Любви Любить, вызывавшей в двадцать первом веке отвращение и поношение, стали в наше время обычным делом. Любовь, любовь, любовь. Физическая и душевная! Недостаточно просто целовать и обнимать своих детей. А вот простые упоминания при ребенке о гениталиях способны выработать любопытные условные рефлексы. Я мог бы написать об этом книгу и, пожалуй, напишу».

Легран выходит из ванной. Бенедиктина дает Чибу пощечину. Чиб отплачивает ей той же звонкой монетой. Гобринус откидывает вверх часть стойки и устремляется вперед, крича:

— Пойсон! Пойсон!

Он сталкивается с Леграном, который врезается в Белу, которая визжит, разворачивается и даст Леграну пощечину, которую тот сразу же ей возвращает. Бенедиктина выплескивает стакан П в лицо Чибу. Тот с воплем подпрыгивает и замахивается на нес. Бенедиктина пригибается, кулак проносится у нее над плечом и попадает в ее подругу.

Красный Ястреб вскакивает на стол и кричит:

— Я дикий зверь, наполовину аллигатор, наполовину…

Стол, поддерживаемый слабым антигравитационным полем, не может выдержать такую тяжесть. Он наклоняется и скидывает Ястреба в толпу девушек, и все они валятся на пол. Его кусают, царапают, а Бенедиктина из всех сил давит ему на мошонку. Он вопит, корчится от боли и в конце концов ударом ноги отшвыривает Бенедиктину на стол. Стол уже успел занять свое прежнее положение, но теперь снова опрокидывается, сваливая Бенедиктину на другую сторону. Легран, прокладывающий путь к выходу сквозь толпу, падает и теряет несколько передних зубов, налетев на чье-то колено. Выплевывая кровь и зубы, он прыжком поднимается на ноги и ударом кулака валит с ног ближайшего к нему человека.

Гобринус палит из ружья, которое выбрасывает тоненький лучик яркого света. Он ослепляет галдящих людей и таким образом приводит их в чувство, пока они вновь не получают способность видеть. Луч висит в воздухе и сияет, словно

ЗВЕЗДА НАД БЕДЛАМОМ.

Начальник полиции разговаривает по фидо с человеком, находящимся в уличной будке. Этот человек выключил видеоэкран и изменил свой голос.

— Они там, в «Тайной Вселенной» вышибают дух друг из друга.

Начальник стонет: Фестиваль только что начался и вся полиция там.

— Спасибо. Ребята уже едут. Ваше имя? Я буду рекомендовать вас для награждения Гражданской медалью.

— Что? А потом и меня приметесь трясти? Я вам не стукач, просто выполняю свой долг. А кроме того, я не люблю Гобринуса и его посетителей. Это сборище снобов.

Начальник отдает приказ подавить беспорядки, откидывается на спинку стула и, потягивая пиво, наблюдает за операцией по фидо. Что случилось с этими людьми? Они словно разом сошли с ума.

Завывает сирена. Хотя полицейские сдут на абсолютно бесшумных электрических трициклах, они не порвали с вековой традицией издали предупреждать преступников о своем появлении. Правильно их кличут болванами. Пять трициклов появляются перед открытой дверью «Тайной Вселенной». Полицейские слезают с седел и начинают совещаться. На них двойные цилиндрические шлемы черного цвета с алой отделкой. По некоторым причинам они носят защитные очки, хотя скорость их транспорта не превышает пятнадцати миль в час. Их куртки сшиты из черного меха, похожего на шерсть медвежонка, плечи украшают огромные золотистые эполеты. Шорты их — из пушистой ткани цвета электрик. Шнурованные ботинки — черные и блестящие. Они вооружены электрическими дубинками и ружьями, стреляющими резиновыми шариками.

Гобринус загораживает вход.

— Эй, впустите нас! — говорит сержант О’Хара. — У меня нет ордера, но я могу мигом получить его.

— Если вы войдете, я на вас пожалуюсь, — говорит Гобринус. Он улыбается. Хотя в правительстве засели отпетые волокитчики, и он отчаялся получить разрешение на легальное открытие таверны, правда и то, что правительство, скорее всего, поддержит его иск. Вторжение в частное владение — это не пустячок, на который полиция может наплевать.

О’Хара глядит в дверь на два тела на полу, на людей, которые потирают головы и бока и сплевывают кровь, на Эксипитера — он словно стервятник, алчущий падали. Один из лежащих встает на четвереньки и выползает меж ног Гобринуса на улицу.

— Сержант, арестуйте этого человека, — говорит Гобринус. — Он нелегально использует фидо. Я обвиняю его во вторжении в частную жизнь.

Лицо О’Хары светлеет: он арестует хотя бы одного в свое оправдание. Леграна заталкивают в фургон, который прибыл следом за санитарной машиной. Красного Ястреба выносят на руках его друзья. Он открывает глаза как раз в тот момент, когда его кладут на носилки, и что-то бормочет.

О’Хара наклоняется к нему.

— Что?

— Я однажды ходил на медведя с ножом в руках, но тогда мне досталось меньше, чем от этих ведьм. Я обвиняю их в нападении, избиений, нанесении увечий и убийстве.

Попытка О’Хары заставить Красного Ястреба подписать обвинение успеха не имеет, поскольку тот теряет сознание. Он чертыхается. Время от времени Красный Ястреб приходит в себя, но категорически отказывается подписать обвинение. Он вовсе не хочет, чтобы девушки и ребята погорели из-за него, он еще не сошел с ума.

Из зарешеченного окошка фургона несется вопль Леграна:

— Я правительственный агент! Вы не имеете права арестовывать меня!

Полицейские получают приказ срочно явиться к главному входу Народного Центра, где драка между местной молодежью и пришельцами из Вествуда грозит перейти в массовое побоище.