Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке - Михаил Фоменко
Сколько еще нетронутых человеком богатств на нашей лишь частично обжитой планете! Они ждут и здесь, в этих неприступных снежнокаменных краях, своего хозяина.
Конечно, будет время, и в Китае, и в Индии (на чьей же я территории?) народ возьмет власть в свои руки и придет штурмовать дикие, таинственные горы, искать, добывать, разрабатывать сокровища этих недр, тоскующих по человеческим рукам.
Как и следовало ожидать, вернулась Уа. Но ни я, ни Чо не предполагали, что она полезет драться. Она появилась с ворохом набитой саджи в руках. С десяток этих больших, оранжевых в черную полоску птиц она сунула прямо в лицо моему Чо, с расчетом обескуражить его, и пыталась сгрести меня в охапку, чтобы сразу утащить.
Чо не оторопел. Он спокойно отмахнулся от кучи птичьих туш и заступился за меня — взял Уа за плечи, люто крякнул, отшвырнул ее в сторону.
И через минуту я едва не усомнился в своем выводе, что гули-бьябоны — это люди на низшей ступени человеческого развития.
Уа дико завизжала, как сто девчонок разом, и прыгнула на Чо, стараясь совсем по-бабьи выцарапать ему глаза. Старый Чо был выдержаннее и сначала хладнокровно отмахивался руками и ногами. Им быстро стало тесно под сводами пещеры, двум рычащим мохнатым огромным зверям, и Чо, сначала осторожно оттерев меня наружу, вырвался из пещеры сам.
Тогда Уа, выскочив за нами, окончательно рассвирепела — подняла обеими руками каменюгу, этак килограммов на триста, и с размаху бросила в Чо, словно мяч на баскетболе. Чо увернулся. Она схватила другой камень, чуть поменьше, и прицелилась. Но Чо успел подбежать к ней, стиснул ее вытянутые над головою руки, тряхнул — и камень выпал. Он не отпускал ее, ругаясь — что-то бормоча зло и угрожающе, но она повисла у него на руках и исступленно заколотила ногами ему по животу. Чо скрючился и оттолкнул ее подальше.
Я стоял ни жив ни мертв.
Уа мигом кинула в Чо еще одним камнем, величиною с набитый рюкзак, прямо одной рукой, как это делают все гули-бьябоны на охоте. Чо заслонил голову, но камень угодил ему в грудь. Мой Чо пошатнулся, и Уа, ни секунды не медля, не давая ему передышки, навалилась на него, кровожадно вцепилась зубами в плечо. В жестокой схватке, ударяясь о камни, оба упали. Шерсть клочьями взлетала над ними.
Уа моложе и, видать, ловчее. Она быстро оказалась сверху. Старый Чо, лежа ничком, захрипел, задыхаясь. Увидев, что его ноги конвульсивно задвигались в воздухе и уже не задевают Уа, я, не помня себя, раскрыл свой нож, кинулся на нее и всадил лезвие в холку по самую рукоять. Резко повернул, как на медвежьей охоте, и вынул.
Уа взметнулась на ноги, попятилась назад на несколько шагов, приготавливаясь наскочить теперь на меня. Ее желтые большие глаза превратились в черные хищные щелки. Она уже присела, чтобы покончить со мною одним прыжком.
Но тут поднялся Чо и, взяв двумя руками большой камень, запустил его в Уа. Он попал ей в самый лоб. Конечно, никакой, даже гули-бьябонский череп, не выдержит такого удара.
Старый Чо медленно подошел к рухнувшей замертво Уа. Отдышавшись, он опустился перед ней на колени и жалобно-жалобно заурчал, поглядывая на меня с укоризной.
Потом он некрепко сжал мою руку и подтянул к сердцу Уа. Сердце остановилось, в этом не было никакого сомнения. Я отвернулся: вид размозженного черепа — не из приятных. А Чо поднялся, обошел вокруг трупа, чтобы заглянуть мне в глаза.
Наши взгляды встретились. Чо покачал головой и испытующе, вопросительно смотрел на меня в упор. Я тоже встал, не отводя глаз. И наш безмолвный разговор, как мне показалось, был, примерно, таким:
— Я не виноват, что так получилось. Ты на меня не сердишься? — говорил Чо,
— Я понимаю, дружище, — говорил я, — что вас, гули-бьябонов, по-видимому, осталось очень мало, и, конечно, мне горько-горько, что погибла молодая Уа. Но поверь, у меня не было к ней никакого расположения. Она хорошо относилась ко мне, безупречно. Но я был все-таки ее пленником. Пленником. Понимаешь?
Не знаю, может быть, мне всего лишь показалось, что мы с Чо поняли друг друга. Он совсем по-человечьи положил мне руку на плечо и похвалил меня:
— Бох!
Я спросил, пощупав его грудь, где сквозь шерсть просвечивал огромный кровоподтек:
— Как тут? Ничего?
В доказательство, что все ребра целы, Чо яростно и бодро поколотил себя в грудь кулаком. И вдруг повел носом, выпрямился, насторожился, напружинился весь, прислушиваясь к тишине мертвых гор вокруг. Я тоже внимательно огляделся окрест.
И из очень дальнего далека до нас донесся тоскующе ищущий рев:
— Оо-оо-оо-оо!.. О-о-о-о!..
— Аа! — воскликнули мы разом и как-то даже облегченно.
10
Вскоре Аа, постояв на ближайшей вершине и издали стараясь разглядеть, что у нас произошло, спустилась к нам. Чо уткнулся лбом в ее лоб, и они долго терлись друг о друга, чуть слышно урча и покряхтывая. Чо ей, наверное, объяснил все.
И тогда они подняли убитую Уа и понесли ее на плечах в ближайшую расщелину. Я не мог быть безучастным и тоже подставил плечо под тяжелую грустную ношу.
Мы несли ее долго, очень долго. Чо медленно шагал впереди на полусогнутых ногах, шагал осторожно, словно с переполненной чашей, из которой нельзя пролить ни одной капли. Светило солнце, ослепительно, до рези в глазах сверкали вокруг нетронутые снега, окаймленные дочерна темными траурными ребрами скал. Если беспрерывно смотришь на однообразные горы под ярким солнцем, зрение перестает воспринимать оттенки. Только черное, белое и голубое было вокруг.
Когда наша процессия спустилась на дно неширокого и неглубокого ущельица, Уа положили наземь. Чо и Аа осмотрелись и выбрали нишу в стене, полузаваленную крупными камнями. Не издавая ни звука, они начали разбирать камни, аккуратно складывая их в стороне. Я принялся помогать.
Стояла жара, и мы часто прерывали работу, чтобы поесть снегу. У меня начинала кружиться от голода голова, снова разболелась разбитая коленка, но мои гули-бьябоны и не помышляли прекращать выборку камня из ниши. Она медленно углублялась и углублялась. Рядом вырос целый курган из камня, почти
