Клиффорд Саймак - Исчадия разума: Фантастические романы

Лэнсинг сосредоточился на вершине дюны, как если бы усилие мысли могло помочь достичь ее. Вершина оставалась голой и недвижимой — песчаный вал на фоне голубого неба.

На мгновение Лэнсинг отвел глаза от вожделенного гребня, и его взгляд скользнул вдоль бесконечного песчаного склона. Когда он вновь обратил взгляд на вершину, там кто-то стоял. Четыре фигуры возвышались на фоне неба, четыре глупых пародии на человеческие лица.

Он не сразу понял, кто это. На него уставились картежники, та самая четверка, что неизменно сидела за отдельным столом в гостинице.

Почему они здесь? — подумал Лэнсинг. Что привело их сюда? Что могло их заинтересовать? У него мелькнула было мысль позвать их на помощь, но он решил, что это бесполезно. Они наверняка не обратят на него внимания, и ему станет только хуже. В какой-то момент он усомнился: не плод ли они его воображения? Он отвел взгляд в сторону, потом опять посмотрел на гребень дюны: игроки были там.

Один из четверки что-то держал в руке; Лэнсингу, несмотря на все старания, не удавалось разглядеть, что именно. Только когда игрок поднял предмет над головой и стал крутить им, Лэнсинг понял, что это моток веревки. Картежники бросали ему веревку! Веревка начала раскручиваться в воздухе. Лэнсинг знал: у него есть только одна попытка, максимум две. Малейшее его движение неизбежно вызовет скольжение песка; если он не поймает веревку с первого раза, он скатится так низко, что длины веревки может не хватить для его спасения.

Веревка будто застыла в воздухе; ее кольца разматывались как при медленной съемке. Конец упал прямо на него — отличный бросок! Отчаянно рванувшись вверх, Лэнсинг схватил веревку одной рукой, одновременно перевернувшись так, чтобы можно было перехватить ее другой. От резкого движения песок стремительно поехал вниз, но Лэнсинг уже вцепился в веревку мертвой хваткой. Удалось схватиться и второй рукой; веревка натянулась, и с зубодробительным рывком падение Лэнсинга прекратилось. Отчаянно цепляясь за веревку, он стал медленно подтягиваться вверх. Оторваться от поверхности склона и оглядеться Лэнсинг не рискнул: случайность могла вырвать спасительную веревку из его рук.

Фут за футом он приближался к вершине. Наконец он остановился, переводя дыхание, и взглянул наверх. Гребень был пуст; картежники исчезли. Но кто же держит веревку? Перед глазами Лэнсинга возникла ужасная картина: незакрепленный конец веревки и он сам, катящийся вниз по склону. У него перехватило дыхание, он как сумасшедший стал карабкаться наверх, забыв об осторожности. Им владела одна мысль — во что бы то ни стало добраться до гребня дюны.

Перевалив через вершину дюны, Лэнсинг перевернулся на спину и сел, не выпуская веревку из рук. Только закрепившись на надежной поверхности, он решился отпустить ее. Веревка была привязана к одному из тех валунов, что удивили его, когда они с Юргенсом поднимались на гребень.

— Юргенс, — вспомнил Лэнсинг, — о господи, Юргенс!

В те несколько минут, пока он судорожно карабкался вверх (кто знает, минут или часов?), он начисто забыл о Юргенсе.

Лэнсинг на четвереньках подполз к краю гребня, лег и глянул вниз. Перед ним расстилался длинный ровный песчаный склон. Борозда — свидетельство его отчаянной борьбы — быстро сглаживалась легким ветерком. Еще несколько минут, и ничто не будет напоминать о случившемся.

Никаких следов Юргенса, ничего, что бы отметило его путь вниз по склону. Лэнсинг понял, что потерял своего спутника: робот исчез в той пограничной области, где стена тьмы соприкасалась с песчаной поверхностью.

Лэнсинг вспомнил, что не слышал криков Юргенса; робот не звал его, не просил о помощи. Он молча принял свою судьбу. Робот шел первым. Лэнсинг был уверен, что в этом проявилась забота о нем, человеческом существе, желание оградить его от опасности, от несчастного случая.

Но был ли это несчастный случай? Лэнсинг снова представил себе Юргенса, завороженно смотревшего на поток тьмы, как Сандра на поющую башню. Потом он вспомнил первый шаг робота вперед. На вершине — он должен был это понимать — он находился в безопасности; но страшная и в то же время завораживающая бездна влекла его столь сильно, что он пожертвовал безопасностью ради возможности стать хоть немного ближе к ней.

Заманили ли Юргенса так же, как Сандру? Было ли нечто в черной завесе, чему он не мог противиться? Сделал ли он этот шаг, не ожидая, что тотчас покатится вниз, но приняв случившееся в бессознательной всепоглощающей тяге к влекущей его неизвестности?

Лэнсинг тряхнул головой. Ему не дано узнать это.

Но, продолжал размышлять Лэнсинг, если верно последнее предположение, если Юргенс действовал по своей воле, он делал это для себя, а не для опекаемых им людей. Он вел себя так, как ему хотелось, а не как требовала того его лояльность по отношению к людям. В тот последний миг Юргенс наконец обрел свободу, которую искал.

Лэнсинг медленно поднялся. Он отвязал веревку от камня и начал методично сматывать ее. В этом не было особой необходимости — он вполне мог бросить ее, но ему надо было что-то делать, и он сматывал веревку. Он положил ее на землю и оглянулся, ища картежников. Ни их самих, ни каких-либо следов он не обнаружил. Что ж, решил Лэнсинг, он займется этой проблемой позже. Сейчас у него нет времени ломать голову над загадками. У него есть дело, и он должен выполнить его как можно скорее.

Ему необходимо вернуться к поющей башне, где Мэри сторожит зачарованную Сандру.

Глава 25

Лэнсинг, спотыкаясь, возвращался по следу, оставленному им и Юргенсом. Местами их отпечатки уже были занесены песком, но Лэнсингу удавалось отыскать невдалеке продолжение следа. Позади он все еще слышал рокот, отголоски Хаоса. Что же все-таки, размышлял он, с трудом передвигая ноги, представляет собой Хаос? Хотя теперь это не имело значения. Теперь важно одно — вернуться к Мэри.

Опустилась ночь, и взошла луна — тусклый шар, выплывший с востока; зажглись первые звезды. Лэнсинг упорно продолжал двигаться вперед. Сейчас идти легче, убеждал он себя, ведь он идет под гору. Но почему-то легче не становилось.

Он упал на песок, не в силах идти дальше, перевернулся на спину и нащупал флягу. Вытащить ее он и не успел: его сморил сон.

Разбудили Лэнсинга яркие лучи солнца; он не сразу понял, где он. Приподнялся на локте, огляделся и ничего не увидел, кроме ослепительно сверкающего песка, отражающего солнечное сияние. Он протер глаза. Первая его мысль — нужно идти вперед.

Лэнсинг вскочил. Он еще не вполне проснулся, его слегка пошатывало. Отхлебнув тепловатой жидкости из фляжки, он двинулся дальше. Попутно негнущимися пальцами Лэнсинг вытащил из мешка первую попавшуюся под руку еду и стал жевать на ходу. Ничто не должно задерживать его продвижения на юг. Онемевшее после сна тело сопротивлялось каждому движению, но Лэнсинг подгонял и подгонял себя, пока не пришел в норму. Горло пересохло, воды осталось совсем немного, приходилось экономить (через несколько часов он вспомнил, что в его рюкзаке есть вторая наполненная фляжка). Впереди него струился песок, переливаясь в палящих лучах солнца. Слишком долго спал, потерял драгоценное время — упрекал себя Лэнсинг.