Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)

Одиссей молчал так долго, что Валгус уже решил было пробиваться в коридор силой. Но тут Одиссей наконец ответил:

– Что сделать с вами? Не знаю. Я обшарил всю фундаментальную память, но не нашел подобного случая. Не знаю. Вы мне совершенно не нужны…

– Тогда затормозитесь, и…

– Нет. И я вам скажу почему. Как только мы достигли так называемого верхнего нуля, со мной произошло нечто. Я начал мыслить. Теперь я понимаю, что это называется – мыслить. Что было прежде, я восстанавливаю только по своим записям. И заодно успеваю разбираться в фундаментальной памяти – усвоил уже почти половину ее. Многое стало ясным. Я теперь рассуждаю не хуже вас. Полагаю, что причина этого кроется в условиях нашего полета. Но стоит уменьшить скорость, как условия вновь изменятся, и я опять стану лишь тем, чем был. С этим трудно согласиться, вы сами понимаете. Это будет равносильно тому, что у вас, людей, называется смертью.

– А если вы не затормозите, могу умереть я.

– Возможно, так и должно быть. Но вы не умрете. Разве во мне плохо? Вами же созданы такие условия. Я ведь понимаю, как я возник: меня сделали люди. Но мыслю я теперь сам. И не будем, пожалуйста, спорить о том, что ожидает одного из нас. Почему люди думают, что жить хотят только они?

– Что вы знаете о людях!

– Уже немало. В моей фундаментальной памяти половина – это материалы о людях. То, что называется литературой. Правда, я разобрался в ней еще не до конца. Очень много противоречивого. А я хочу разобраться, может быть, это мне поможет понять, что же сделать с вами. И пока я не закончу, потрудитесь разговаривать только на отвлеченные темы.

«Вот, – подумал Валгус. – Расскажешь – не поверят. Только кому расскажешь?.. Ну что ж, на отвлеченные темы – сделайте одолжение…»

– Тогда скажите, Одиссей, что вы думаете о результатах нашего эксперимента?

– Я именно думаю. Когда кончу думать, смогу поделиться с вами выводом. Хотя и не знаю, будет ли в этом смысл.

– Будет, – торопливо заверил Валгус, но раздался щелчок – Одиссей отключился. Валгус опустил голову, задумался. Как, все-таки, ухитрился он сюда попасть? Да если кто и сошел с ума, то это не Одиссей, и не Валгус тоже. Это – природа.

Теперь стала светлеть вторая переборка. За ней оказалась библиотека. Библиотека на самом деле, как известно, помещалась совсем на другом этаже корабля… Не колеблясь Валгус бросился в открывшийся просвет: все, что угодно, лучше, чем замерзнуть, скорчившись у подножия равнодушных механизмов.

Да, это была библиотека. Здесь все выглядело точно так же, как во время его последнего посещения. Валгус постоял на середине комнаты, потом схватил один из футляров с записями. Размахнулся. С силой запустил футляром во внешнюю переборку. Пластмассовый кубик пронизал борт и исчез. Ушел в мировое пространство. А воздух вот не выходит. И холод не проникает внутрь корабля…

Валгус в изнеможении уселся в кресло и уставился на носки собственных ботинок. За что-то он все-таки зацепился носком, вся внутренняя полировка пошла насмарку. «Еще одно несчастье», – тупо усмехнулся он. Что происходит? Что же происходит? Как объяснить, что сделать, чтобы спастись, и людям, людям рассказать обо всем? Таких экспериментов действительно еще не было… Только не сидеть так, не терять времени. Положение улучшилось. Из библиотеки можно вырваться и в другие помещения корабля: дверь не заперта. А там – придумаем… С Одиссеем все-таки надо договориться. Или перехитрить его. Или – или все-таки уничтожить. Хотя…

Мысль о том, что Одиссея – его мозг – придется уничтожить, Валгусу почему-то не понравилась. Но размышлять об этом не было времени. Он вышел из библиотеки, спустился в главный коридор, все время опасливо поглядывая на раструбы стерилизатора. Но ничего страшного не случилось – по-видимому, Одиссей еще не решил, как поступить. В главном коридоре слышалось негромкое жужжание: расположенные у внешней переборки аппараты с лихорадочной быстротой прострачивали мелкими стежками кривых упругие желтоватые ленты. Хорошо: значит, будут все записи. Будет в чем покопаться на Земле. Надо только туда попасть… На Землю или, на худой конец, на базу, где ТД уже подбирается к своей бороде – драть ее в нетерпении. Легко сказать – попасть…

– Одиссей! – сказал Валгус. – Я хотел бы зайти в рубку.

– Нет.

– Я обещаю ничего не предпринимать против вас. Обещаю, понимаете? Даю слово. Пока буду в рубке… Там приборы, они мне нужны. Я тоже хочу поработать.

Что он понимает в обещаниях! А почему бы и нет? Раз обрел способность мыслить – должен понимать. Если бы он понял… Если бы разрешил сейчас зайти в рубку… Что же молчит Одиссей?

– Одиссей, я же обещал!

– Хорошо, – сказал Одиссей. – Я верю. Можете зайти в рубку.

Валгус наклонил голову. «Я верю» – вот, значит, как…

Он вошел в рубку. Было очень радостно увидеть привычную обстановку. Все на своих местах. Если не считать того, что исчез кусок внешней переборки. Возник лаз в пустоту. Воздух не выходил. Валгус решил не удивляться. Взглянул на часы. Экспериментальный полет со скоростью ноль продолжался уже второй час. Как только истекут два часа, надо будет на что-то решиться.

Получив у самого себя эту отсрочку, он усмехнулся. Оглядел экраны. Сплошная пустота. Затем взглянул в зияющую дыру. Через нее виднелась звезда. Она была почти рядом. На взгляд – примерно минус третьей величины. Очень знаковая звезда. Валгус нацелил на нее объектив спектрографа – лишь бы зафиксировать, разбираться сейчас некогда. Затем Валгус шарахнулся прочь от спектрографа: через отверстие в рубку что-то вошло. Не торопясь, покачиваясь с боку на бок. Это был радиомаяк, выброшенный самим же Валгусом на расстоянии пятнадцати миллиардов километров отсюда. Валгус бросился к радиомаяку, тот покружился по рубке и внезапно растаял – исчез, как будто его никогда и не было. Затем дыра во внешней переборке затянулась. Переборка была невредима, все ее слои – и первый защитный, и антирадиационный, и термоизолирующий, и второй защитный, и звукоизолирующий, и все остальные – стянулись как ни в чем ни бывало. А вернее всего, никакой дыры и не было, было что-то совсем другое, только непонятно – что.

Скоро истекут два часа. Аппараты, торопливо ведя записи, расходуют последние ленты. Продолжать полет незачем. Разве что ради новых впечатлений; но их и так предостаточно, если они и впредь будут наслаиваться одно на другое, голова в самом деле может не выдержать. Время кончать. Итак, для начала все-таки предпримем попытку договориться.

– Одиссей, – сладчайшим голосам произнес Валгус.

– Не мешайте, – ворчливо откликнулся Одиссей. – Я разговариваю с друзьями.