Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Оставалось решить проблему официального прикрытия их псевдокладоискательства. Не могли же они, в самом деле, просвечивать, прослушивать, а если нужно — и простукивать стены под носом у нескольких сотен человек административного, обслуживающего и хозяйственного персонала гостиницы!.. Было бы достаточно малейшего подозрения и звонка в полицию со стороны администрации, чтобы идея Ставрова так и осталась неосуществимым прожектом. Рувинскому пришлось, вопреки всем соображениям безопасности, тряхнуть стариной и навестить своих бывших коллег из архитектурных кругов. Два дня он мотался по городу, оставив Георгия корпеть над изучением архивных материалов, а на третий вернулся осунувшийся, взмыленный, почему-то с набрякшими кругами под глазами, но зато с добычей в виде заветного разрешения Архитектурного управления Московской агломерации на проведение «комплексной проверки гостиничного комплекса „Айсберг“ с целью установления соответствия эксплуатационных показателей проектным нормам группой научных сотрудников под руководством архитектора 1-го класса В.П. Рувинского»…

Георгий тактично не расспрашивал, каким именно способом его другу удалось заполучить эту филькину грамоту, а тот явно не стремился распространяться на эту тему.

На следующий же день они приступили к изысканиям.

Начали они с самого низа фундамента, постепенно продвигаясь все выше и выше к поверхности. Внизу работать было легче в том плане, что сюда, в недра коммуникационных туннелей, канализационных отводов и прочих подземелий никто, как правило, не заглядывал, так что можно было особо не напрягаться, изображая из себя «группу научных сотрудников»… Но потом, когда они перебрались повыше в подвал, там уже частенько стали встречаться то слесари-водопроводчики, то электрики, то связисты, а то и просто какие-то неприятно пахнущие, помятые личности в болотных сапогах и зимних фуфайках, которые норовили стрельнуть у «кладоискателей» энную сумму для туманных экстренных нужд. Отвязаться от этих «детей подземелья», как окрестил их Рувинский, было подчас не просто: складывалось впечатление, что их зрение давным-давно стало инфракрасным, потому что они отлично видели в темноте, и однажды Ставров лишь каким-то чудом предотвратил хищение у него буквально с плеча дорогостоящего интроскопа…

Методика поиска выкристаллизовалась сама собой после первых же дней работы.

Рувинский, вооруженный чувствительным металлоискателем, позволяющим устанавливать массу металлического предмета и даже то, из какого именно металла он изготовлен, был в их «группе» первопроходцем. Именно он делал самую черновую работу, потому что на каждом шагу в толще кирпичной кладки то и дело попадались всякие железяки в виде прутьев арматуры, кабелей в металлической оплетке, трубок каких-то таинственных систем и прочих штуковин, суть и предназначение которых так и оставались тайной за семью печатями… то есть, за семью кирпичами… Лишь тогда, когда масса предмета, скрытого в стене, была близка возможной массе искомой гильзы (на материал они с самого начала решили не обращать внимания, поскольку, с одной стороны, патроны, которыми пользовался Найвин, могли быть не обязательно оснащены латунной гильзой, а с другой, по прошествии стольких лет металл, из которого была изготовлена гильза, мог видоизмениться и быть ошибочно принят металлоискателем за какой-нибудь другой сплав), Георгий запускал интроскоп и выводил на экран картинку, по которой они, сдвинув головы, судили, может это быть искомая гильза или нет. Время от времени они менялись приборами, но успеха это почему-то не приносило, только терялось время на привыкание к новому инструменту…

На второй неделе каждодневной «пахоты», по выражению Ставрова, с утра до позднего вечера, с короткими перерывами на прием пищи без всяких излишеств в одном из кафе, расположенных на цокольном этаже отеля, а то и «сухим пайком» в номере, Рувинский начал потихоньку сдавать. Он всё больше бурчал что-то себе под нос во время работы, всё чаще пинал ни с того, ни с сего стены и водопроводные трубы, и у него превратилось в стойкую привычку носить в кармане плоскую фляжку с крепким спиртным, к которой он прикладывался во время «привалов»… Ставров чувствовал, что его друг вот-вот взорвется, и тогда весь труд пойдет насмарку, потому что без солидного и компетентного руководителя легализация «группы научных сотрудников» была бы обречена на провал.

Во что бы то ни стало требовался немедленный успех… пусть хоть какой-то намек на свет в конце туннеля… то бишь, подвала… чтобы подбодрить приунывшего архитектора.

И тут им крупно повезло. Но не на самом деле, а в кавычках… Видно, если и есть на свете то, что называется судьбой, роком, планидой или предопределением, то у него должны иметься некоторые чисто человеческие черты — в частности, злорадная ухмылка и стремление подстроить всё так, чтобы что-то скверное не превращалось в хорошее, а становилось еще хуже, чтобы самые радужные надежды оборачивались не сверкающими дворцами, а разбитым корытом, и чтобы тот, кто хотел действовать во благо, получал в результате только отвратительное, издевательское пукание лопающегося мыльного пузыря…

Через десять дней после начала своей бурной деятельности в стенах «Айсберга» тандему «кладоискателей» — их уже успели так прозвать остряки в фирменной униформе, восседающие за барьером стойки в вестибюле — удалось наконец-то обнаружить заветный кирпич. Он отыскался под тем мозаичным слоем, которым был отделан пол подвала почти в центре здания. Рувинский, который в этот момент орудовал металлоискателем, сначала не поверил своим ушам и глазам. В наушниках раздался сигнал, соответствующий металлическому предмету малых размеров, и электронная шкала показала, что речь идет об изделии из медно-латунного сплава, правда, с какими-то трудноопределимыми примесями. Архитектор, правда, даже тогда не поверил в успех. Он кликнул Ставрова и попросил его просканировать подозрительное место интроскопом…

На экране появилось изображение таинственного предмета, и они оба чуть не подпрыгнули от радости: был отчетливо виден цилиндрический тупоголовый обрезок.

С помощью верньера Ставров развернул проекцию на девяносто градусов, и они увидели, что предмет представляет собой полую трубочку!.. Некоторое время оба приятеля не были способны ни говорить, ни что-либо делать, а только могли хлопать друг друга по плечам и спине и орать на весь подвал, отпугивая от себя темных личностей в фуфайках. Потом они вприпрыжку сбегали в номер за инструментарием и принялись расковыривать мозаичную плитку. Эйфория триумфа, охватившая их, была так велика, что они стучали ломиком и грохотали кайлом уже абсолютно не таясь, и если бы, наверно, в этот момент в подвале появилось бы какое-нибудь ответственное лицо и осведомилось, по какому праву они наносят отелю материальный ущерб, то оно, скорее всего, было бы отправлено по известному адресу без учета возможных последствий… Однако никакое лицо, ни ответственное, ни безответственное, из воздуха так и не материализовалось, и Рувинский со Ставровым благополучно сокрушили декоративный слой мозаики и добрались до кирпича. Некоторое время они трудились в своего рода благоговейном молчании, нарушить которое сейчас было бы, с их точки зрения, святотатством. Наконец, Георгий отбросил ломик в сторону, едва не проломив им трубу, тянувшуюся вдоль стены, и извлек дрожащими руками из пролома долгожданный кирпич.