Сергей Анисимов - Вариант Бис
- Веревка есть?
Солдат отрицательно помотал головой.
- Ладно.
Борис встал с неподвижного танкового офицера, машинальными движениями отряхивая грудь. Тот продолжал лежать смирно, не отрывая глаз от раскачивающегося перед носом кончика штыка.
- Мотострелки?
- Да.
Только сейчас у Бориса включился слух и перепонки наполнились обычным военным шумом: автоматной стрельбой, приглушенным буханьем пушек, шарканьем и топотом человеческих ног. Потом он вспомнил о брате.
- Не трогать его! - сказал он пехотинцу-азиату и, хромая, вприпрыжку обогнул по-прежнему вяло дымящую, но уже без огня "Двести двадцать четвертую". Леня лежал под бортом - слава Богу, еще живой, рядом на корточках сидел немолодой солдат с санитарной сумкой, подсовывал ему что-то под нос.
- Что? - Борис упал на колени рядом, ухватил за рукав.
- Ага, еще один горелый. Руки давай...
- С ним что?
- А-а... - санинструктор махнул корявой ладонью. - Надышался дрянью... Отлежится. Вы его вытащили, товарищ старший?..
- Нет. Из его экипажа парень. Откуда вы взялись?
- Откуда, откуда...
Бурча под нос неразборчиво, пехотинец уверенно обработал руки старшего лейтенанта, наложил повязки тонкими бинтами.
- Мотострелки? - опять спросил он.
- Угу... Подождали, как вы закончите, да и послали к вам роту. Жутко было смотреть, какое месиво. Полтора часа земля ходуном ходила. Остальные с танками вперед ушли.
- Полтора часа?
- Да вы что, товарищ старший лейтенант... Контужены?
- Не знаю.
Борису начало казаться, что все вокруг ненастоящее, что люди ходят искусственной походкой, совершают лишние, ненужные движения. Наверное, его действительно контузило, это многое объясняло. Очень осторожно он поднялся, санинструктор посмотрел оценивающе. Подумав, Борис направился туда, откуда пришел, в обход самоходки. Там, где он оставил бойца, стоял теперь младший лейтенант, явный комвзвода, с мрачным усатым солдатом рядом, и поигрывал револьвером перед лицом немца, сидящего теперь, привалившись спиной к мертвому танку. Тот смотрел спокойно, разминая рукой налитую темными пятнами синяков шею и вытирая кровь, капающую из-под носа.
Борис остановился прямо перед немцем, младший лейтенант непроизвольно поставил при этом обе ноги вместе: наверное, недавно из училища.
- Намен?
Немец молчал, изучающе и совершенно спокойно, даже с некоторым любопытством разглядывая его лицо.
- Намен? Шпрехен, ан альтер фекин цигенбак!
Эсэсовец приподнял брови с интересом.
- Что, морда, Гитлер капут? - мрачный солдат вопросительно посмотрел на артиллерийского старлея. Эсэсовцов в плен брать было не принято, но не вовремя появившийся взводный, а теперь еще и перекошенный артиллерист ему помешали.
- Молчит, гнида.
Голос младшего лейтенанта был высокий, но ровный. Что бы сказать, куда бы деть этого...
- Много пленных взяли?
- Мало... После вас возьмешь... Этот вон подполковник зато. Зря косишься, Саен. Этого - живым.
- Я не кошусь.
- Что, действительно подполковник? - Борис машинально удивился, немцу было лет на вид ненамного больше, чем ему.
- Похоже на то.
Лейтенант опустился на корточки рядом с немцем, прищурившись, разглядывая его.
- Намен?
- Hans-Ulrich. Hans-Ulrich Krasovski, - неожиданно сказал эсэсовец.
- Тю! Заговорил. Тогда придется в тыл вести. Саен, кто у нас на посылках сегодня?
- От того, кто на посылках, этот Ульрих сбежит. Дав по башке предварительно...
- Красовский. Поляк, что ли?
- Ja, Krasovski, - немец даже чуть улыбнулся Борису - но не заискивающе, как обычно улыбаются пленные, а нормально, как равному. - Wer sie sind?
- Старший лейтенант Чапчаков.
- Panzer?
- Найн. Ягдпанцер.
- Ja... Kitaeff...
Разговор перестал комбату нравиться совсем. Немец вел себя по-хамски. Попавшему в плен положено робко пытаться расположить к себе конвоиров, чтобы не пристрелили, а не называть по имени командира их полка, который сейчас находился неизвестно где. Почему-то подумалось, что Батя был в таранившей "тигр" самоходке, люки на которой остались закрытыми изнутри.
- Лейтенант, - он повернулся к взводному мотострелков. - За этого типа отвечаете головой. Ваша фамилия?
- Гвардии младший лейтенант Голосов!
- Вам понятно, младший лейтенант Голосов? Саен, если ты этого Ульриха не доведешь, я сам тебя найду и заставлю из всех танков погибших доставать... Лопатой без черенка. Это тоже понятно?
- Да чего там. Нужен он мне. Это вы его так, товарищ старший лейтенант?
- Я. А он меня. Все по-честному. Так что пусть теперь живет.
- Тут в пяти метрах интересный тип лежит, - подал голос взводный, который сунул наконец револьвер за пояс и вообще приобрел нормальный взрослый вид. - Не немец. И не американец. Хотите посмотреть? Пистолет вон у него был интересный...
- Дай сюда.
Борис взял у пехотного лейтенанта револьвер, из которого в него стреляли, и, подумав, отдал ему немецкий, который, оказывается, до сих пор лежал за пазухой.
Вокруг были в беспорядке набросаны человеческие тела, горящие танки, советские и вражеские, стояли вперемешку, покрытые оспинами осколочных выбоин и изъязвлениями пробоин. От бригады все же уцелело несколько машин, которые ушли вперед, выполняя поставленную задачу. Пройдя несколько километров по рассекающей еловый лес просеке, они вышли к шоссе Оснабрюк-Белефелд, по которому непрерывным потоком тянулись грузовики и повозки американских и немецких частей, стремящихся выйти через наживленный прорывающимися на последних каплях горючего бронечастями и мотопехотой коридором - пока русские не перекрыли его горловину.
На дороге танки устроили бойню. Пережив всю бригаду, всего четыре дня назад насчитывавшую полных девяносто шесть танков, уцелевшие "тридцатьчетверки" огнем и гусеницами прорубили в загромождавшей шоссе массе грузовиков и тягачей дорогу на километр в каждую сторону. К ним присоединилась пара бронемашин, зачистивших обочины пулеметами, а через четверть часа подошел неполный батальон бригадных мотострелков и противотанковая батарея, пушки которой быстро установили вдоль дороги, растопырив стволы в обе ее стороны.
Один или даже три-четыре танка, средних, типа Т-34, почти ничего не значат в масштабном сражении и объемной, глубокой операции. Борис не был под Прохоровкой, но после сегодняшнего дня примерно представлял себе, как оно было там - громадная бескрайняя степь и тысячи горящих танков, и обе стороны бросают в схватку один корпус за другим, пока им не становится трудно двигаться. На безымянной немецкой пустоши гвардейская танковая бригада и батарея СУ-85 за без малого полтора часа полегли почти целиком, выбив танковый полк СС неполного после недели боев состава - величайшую драгоценность по меркам войны. Но даже несколько оставшихся "тридцатьчетверок" становятся абсолютной величиной, когда их противники не танки и артиллерия врага, а дешевое жестяное стадо, прошиваемое 85-миллиметровыми снарядами, обливаемое огнем вопящих в восторге пулеметчиков, давимое гусеницами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});