Екатерина Казакова - Коммандос из демиургов

Умывшись, посмотрела на свое опухшее личико и твёрдо решила завязывать с мокрым делом. Ни один мужик, даже если он мужчина твоей мечты, не достоин ни одной слезинки! И я буду жить, загоняя боль в глубину души. Я не буду прятаться от людей, уходить в депрессию и доводить себя до нервного срыва самокопанием. Я переживу это. Я ничего не буду узнавать о нем. Я запрещу себя жить воспоминаниями о нашей мимолётной встрече. Я сильная. Я смогу. А он…пусть живёт безмятежно…если сможет.

После завтрака, прошедшего в кругу близких и друзей, день покатился как по накатанной. Приём, на котором Темка принимал колдунов и прочих жителей своей страны, пожелавших лично выразить свое почтение. Послы, с верительными грамотами, придворные жополизы с прошениями, одним словом – скука смертная. Вечером была молодёжная тусовка, куда были приглашены однокурсники. Было весело, особенно когда ко мне подскочила какая-то фифа и попыталась выплеснуть на мою любимую майку вино. Я поймала ее руку, заломила за спину и с душой макнула ее мордой в таз с пуншем. И пусть скажет спасибо, что я его не подожгла!

Отжиг набирал обороты. Молодняк активно отплясывал, ещё активнее напивался, парочки начали исчезать за портьерами, и я стала ощущать себя злобной старой девой, трудящейся вахтершей в женской общаге. Тихонько удалившись, пошла искать Сосискина с Драконом.

Я шагала по коридорам, материлась и думала, куда их черти унесли, когда они мне срочно нужны. Ну не могу же я, в конце концов, налакаться на глазах у молодёжи. Вся в мыслях, что сделаю с парочкой, если не найду их через пять минут, я не заметила мелькнувшую за спиной тень. Шею сдавили, как тисками, и я провалилась в темноту.

Прихожу в себя от холода. Оказывается, лежу на холодной земле. Ощупываю тело – одежда на месте, руки-ноги не связаны. Открываю глаза и вижу, нахожусь где-то в лесу, возле небольшого костерка. Поворачиваю голову налево и натыкаюсь на знакомый взгляд, полыхающий ненавистью. Пытаюсь подняться, ноги не держат, падаю. В душе начинает разгораться злость – эта скотина даже не думает мне помочь. С трудом принимаю вертикальное положение и спрашиваю, зачем он меня выкрал. В душе я, конечно, знаю ответ, но хочу услышать от него.

– Чтобы убить! – режет взглядом.

Хочется сказать "Ну это у тебя вряд ли получится", но вместо этого хрипло каркаю:

Мне холодно, дай что-нибудь накинуть, хочу умереть красиво, с кинжалом в груди, а не позорно захлебнуться соплями.

В меня летит отороченная мехом кожаная куртка. Молча одеваю, невольно вдыхая терпкий мужской запах. Голова начинает кружиться от неприличных мыслей, разбуженных взбунтовавшимся женским началом. Одёргиваю себя и прошу перед смертью мне рассказать, за что же он так меня ненавидит? Вижу, как от этих слов у него стиснулись кулаки, как лихорадочно заходили скулы, как сквозь плотно сжатые зубы со свистом вырывается воздух. Я вижу, как он злится, как пытается взять себя в руки, как бешено бьётся жилка на виске, и любуюсь чертами его лица.

Боязни нет, есть только желание знать, что такого успела сделать, если Мужчина, предназначенный мне судьбой, так страстно хочет избавить миры от моего присутствия. Повторяю вопрос, он дёргается, как от удара и, перелетев одним прыжком расстояние до меня, впиваясь пальцами мне в плечи, рычит в лицо:

А ты не знаешь?

Отрицательно качаю головой.

Ты разрушила жизнь самых близких мне людей!

Непонимающе смотрю, пытаясь осознать услышанное. Его раздражает моё молчание, он хочет услышать оправдания, но я не знаю, что говорить. В бешенстве отталкивает меня от себя, падаю, и он, нависая надо мной, как скала, выкрикивает в ярости:

– Ты помнишь Иршэрда?

Тщетно напрягаю память. Это имя для меня пустой звук. И он это видит по моим глазам.

Горько усмехнувшись, буквально припечатывает меня к позорному столбу:

– А ведь он любит тебя до сих пор.

Кто, он? – начинаю потихоньку закипать. Любовь любовью, но характер за 35 лет то уже выработался.

– Мой отец!

– Как будто я знаю твоего отца! – вспыхиваю как спичка.

– Знаешь, но вижу, что не помнишь, – кидает в лицо обвинение.

Никак не реагирую. Мне нечего сказать в свое оправдание, потому что не понимаю, в чем моя вина. Да, я не святая, но никогда не встречалась с женатыми. Хмурю лоб, вспоминая, где и главное когда могла встречаться с его отцом. Но на ум лезет только Правитель дроу, но мой личный прокурор совсем не похож на него. Он вообще не похож ни на кого, из ранее виденных мной мужиков. Устав ждать от меня ответа, мне выплёвывают правду:

– Мой отец – орк, с которым ты провела в Акконе ночь.

С размаху сажусь на землю и начинаю истерично смеяться. Все же Судьба большая шутница. Подарила мне встречу с отцом, воспоминания о котором я выжигала из себя калёным железом, чтобы через столько лет лбами столкнуть с его сыном, жаждущим моей крови. Некстати вспомнилась моя любимая фраза – за все в этой жизни надо платить. Видимо, сейчас для меня пробил час расплаты. Только все равно не понимаю его всепоглощающую ненависть ко мне.

– Над чем ты смеёшься? – судорожно дёргает кадыком.

– Над попыткой убежать от прошлого, которое меня все же настигло, – устало тру виски в попытке прогнать начинающуюся головную боль.

Хочется оказаться дома, закутаться тёплым пледом и просто полежать в тишине. Но мой безжалостный обвинитель уже начал свою речь. Его слова жалят меня, как злые пчелы, а груз вины камнем ложится на плечи. И мне так тяжело, что кажется, нет сил вынести эту ношу.

Слова сливаются в монотонный гул, а какой-то садист киномеханик запустил свой проектор, и передо мной замелькали кадры чужих жизней…

… Молодая девушка, рыдая, умоляет оставить ей новорождённого сына, но старый шаман, качая головой, отнимает от ее груди заходящийся в плаче свёрток. Она просит дать ей поговорить с мужем, но тот ушёл еще утром, сказав, что не хочет ее больше видеть. Она склоняет голову, принимая решение мужчины, выбранного ей родом и, бросив прощальный взгляд на дитя, уходит из шатра вождя.

… Маленький мальчик, едва научившийся ходить, смешно косолопя, торопится навстречу отцу, спеша поделится радостью – он впервые сегодня сел на гшерда, но мужчина рассеяно потрепав его по макушке, вскакивает на спину верному другу и уезжает в степь. А орчонок, с полными глазами слез, остаётся стоять в пыли, поднятой копытами скакуна…

…Юноша, в окровавленной одежде бежит по Великой Сестре домой, сказать отцу, что прошёл Посвящение. Он больше не подросток, он сумел доказать, что достоин владеть оружием предков. Ему хочется показать всему миру правое плечо, на котором словно огнем выжжена его первая отметина – знак Воина. Духи одарили его высшей наградой для орка – на поднятом вверх остриём мече сияет всего лишь одна буква. Но она означает, что носящий такую отметку – неукротимый духом боец. Его счастье так велико, что он хочется обнять целый мир, крича в небо: