Управление - Андреас Эшбах
Хорошо. Надежда еще была. Спасение. Был еще выход.
Хелена улыбнулась. И нажала кнопку «Отправить».
* * *Так вот как здесь все устроено. Хорст Добришовский наклонился вперед, когда экипаж миновал ворота, осмотрелся. Все выглядело вполне нормально. Опрятно. Большая территория, длинные дома с темно-красными ставнями, из одного окна выбилась занавеска и развевалась как белый флаг. Между зданиями – цветочные лужайки и гравийные дорожки, горка и песочница, а за ними – пышный сад. Идиллия.
Подъехали к главному зданию. Оттуда вышла женщина в белом сестринском костюме, открыла одну большую дверную створку и застопорила ее.
Добришовский вышел из машины.
– Хайль Гитлер, – поприветствовала его женщина. – Транспортировка из Берлина, полагаю?
– Да, – ответил Добришовский, тоже поднял руку и назвал свое имя.
– Я сестра Ида, – представилась женщина с замысловато заплетенными волосами, которой на вид было около пятидесяти лет. – Вы родственник?
– Нет, – сказал Добришовский. – Всего лишь коллега. Он… у него больше нет родственников. Но врачи сказали, будет неплохо, если бы его сопровождал тот, кого он знает. Кого знал.
Сестра Ида понимающе кивнула.
– Ну, это не повредит, думаю. Это наш первый подобный случай, скажу я вам.
– Да, мне уже говорили.
Тем временем водитель и санитар открыли заднюю дверь экипажа и вытащили носилки, к которым был привязан Ойген Леттке. Его глаза были открыты, неподвижный взгляд устремлен в пустоту, а из уголка рта по щеке стекала струйка слюны.
Они последовали за сестрой в светлую, хорошо проветриваемую одноместную палату. Небольшого размера, но, подумал Добришовский, для того, кто никогда больше не встанет с постели, достаточной величины.
Леттке отстегнули и переложили в постель. Как раз в тот момент, когда сестра начала прикреплять к нему провода всевозможных приборов, вошел врач.
– Дальман, – сказал он, вытаскивая из кармана халата чистый носовой платок и вытирая струйку слюны с лица Леттке. – Кто из вас друг?
Добришовский поднял руку, представился и тут же поправил:
– Друг – громко сказано. Мы были коллегами – вот почему я его знаю. Так что можно сказать, что мы знакомы.
– Как бы то ни было, – произнес врач, – вы, во всяком случае, тот, кто может рассказать мне, что именно произошло, не так ли? Мне только известно, что речь идет о неудавшемся самоубийстве с повреждением мозга.
Двое других сложили носилки и удалились. Добришовский облизнул губы.
– Итак, как я уже сказал, мы с герром Леттке были коллегами. Еще в Веймаре. Теперь я в Берлине. В любом случае герр Леттке был уволен по ряду причин, и мой прежний начальник, герр Адамек, беспокоился за него. Мать Леттке умерла незадолго до этого, была убита английской авиационной бомбой… так или иначе, Адамек предположил, что было бы целесообразно включить Леттке в список людей, за которыми ведется автоматический контроль компьютерной системой. В то время это еще был эксперимент, никто не знал, способны ли компьютеры на что-либо подобное, но, во всяком случае, так мы и сделали.
– Понимаю, – сказал врач. В руках он держал папку-планшет с медицинскими документами.
– Это оказалось довольно хорошей идеей, потому что в связи с поездкой в Берлин Леттке – он был призван на фронт после увольнения – совершил некоторые действия, которые показались компьютерной системе необычными. В частности, Леттке поселился в Берлине в одном из самых дорогих отелей, ценовая категория которого значительно выше, чем он мог себе позволить, – но только на одну ночь, а на остальные ничего не забронировал. Насколько мне известно, компьютер пришел к выводу – существует опасность самоубийства, по крайней мере, он предупредил полицию, и те немедленно вмешались. Говорят, они оказались у его гостиничного номера как раз в тот момент, когда он выстрелил себе в голову; они услышали выстрел через дверь.
– Ага, – кивнул врач, и они оба невольно посмотрели на неподвижно лежащего человека. Шрамы от ранения все еще были видны на его голове.
– Видимо, не так-то просто убить себя выстрелом в голову, – предположил Добришовский. – Нужно делать это правильно. Леттке, во всяком случае, не удалось сделать это правильно. Он не умер, но получил тяжелое ранение, и его сразу же доставили в Шарите. Там он долго пролежал в коме, в какой-то момент очнулся, но умственно неполноценным. Он никогда уже не сможет вернуться к обычной жизни и, в общем, мог бы стать кандидатом на эвтаназию, если бы он, хм…
– …не был арийцем с расовым статусом ААА, – продолжил его фразу врач. – Да. Глупо растрачивать такой потенциал. В конце концов, этот инцидент не повлиял на его генетический материал.
– Верно, – сказал Добришовский, пытаясь игнорировать зависть, которая возникла в нем, – врачи говорят, что… в общем, это у него тоже по-прежнему замечательно функционирует.
– Это важное условие, разумеется, – заметил врач.
Тем временем в комнату молча вошел еще один мужчина. Одетый в черный кожаный плащ, слегка волочивший одну ногу и поразительно криво сложённый, прямо-таки безобразно. Но он излучал авторитет человека, знающего себе цену, кивнул Добришовскому, когда тот посмотрел на него, а затем обратился к врачу.
– Доктор Дальман?
– Ах, – поспешно воскликнул он, – позвольте вас представить? Герр Добришовский, сопровождающий пациента, – герр фон Аргенслебен, рейхслейтер «Лебенсборн»-Юг.
Мужчины кивнули друг другу.
– А это, – продолжал врач, указывая на кровать, – герр Ойген Леттке. Как уже сказано, ариец с расовым статусом ААА. Мы планируем оставить его здесь на несколько лет, пока не будут получены солидные результаты. – Он ухмыльнулся. – Или, скажем так, пока результаты не появятся, чтобы мы смогли их оценить.
Фон Аргенслебен кивнул.
– Ах да, это дело. Мы ведь его обсуждали. – Он потянулся за авторучкой. – У вас уже подготовлены бланки?
– Вот здесь. – Врач пролистнул несколько бумаг на папке-планшете, протянул ему, и тот подписал.
Затем врач обратился к медсестре, которая до сих пор молча стояла рядом с кроватью.
– Сначала организуем уход – мытье, кормление, регулярная смена положения, обтирание французской водкой и тому подобное. Пусть сначала отдохнет. Потом мы позаботимся о взятии…
В этот момент в кармане плаща рейхслейтера зазвонил телефон. Он вытащил его, сказал: «Прошу прощения», и вышел в коридор, немного отойдя от палаты.
Затем Добришовский услышал, как тот возмущенно воскликнул:
– Что? Они что, с ума сошли? Ни в коем случае.
Он снова просунул голову в палату.
– Извините, чрезвычайная ситуация. К сожалению, я вынужден немедленно уехать. Держите меня в курсе по электронной почте, хорошо?
Затем бросился прочь, проревев в свой телефон:
– Мюллер – вертолет! Сейчас же!
Добришовский вместе с доктором и сестрой наблюдал за происходящим, затаив дыхание. Теперь они в нерешительности смотрели друг на друга, пока доктор Дальман не откашлялся и не сказал:
– У него всегда много дел. Строится так много новых домов «Лебенсборн»… Ведь необходимо как можно скорее компенсировать наши потери.
Почему-то Добришовский счел своим долгом сказать:
– Ко мне это не относится. У нас семеро детей, четверо мальчиков и три девочки.
Медики одобрительно улыбнулись.
– Похвально, – отметил врач.
Добришовский
