Геннадий Прашкевич - Нет плохих вестей из Сиккима

Накрашенная девица через два столика перехватила мой взгляд, повела голым нежным плечом, скромно шевельнула губами: «Одна». Я так же скромно шевельнул губами в сторону Паши: «Не один». Пусть думает что хочет. На секунду я утонул в тоске, в безбытии, в том, что я один. Действительно один. Даже свет потускнел. Кривые лживые морды, будто все разом откусили от зеленого лайма. Каждый в «Кобре» развлекался как мог. Пепелянка, например, держала диету по Волкову. Она полностью за раздельное питание, прочел я в небогатых мыслях пепелянки, потому ей и принесли массу мисочек и тарелочек. Зато поц у нее был что надо. Такой не станет сидеть на кокосе, и герасим у него небодяженный, хорошего качества, без добавок для веса. И новый корт с хорошим баром, и тренерша-секси, вилорогая дилерша из Латвии. (Тот кислый под аркой уже полгода по вене двигается. У него норма – два грамма день. Я сегодня умру, если не поеду в фитнес. Неужели у нее второй размер? Ты попробуй в моем СПА.)

«Заткнись!»

Мы с Пашей обернулись.

Впрочем, обращались не к нам.

Чел в нечитанной им футболке прижал к стойке бара очкастого приятеля.

«Ты что? – отбивался приятель. – Ты жить не хочешь? Или не умеешь? Почему?»

«Да потому, – рычал чел в вызывающей футболке, положив на всех в зале, даже на насторожившуюся у входа охрану, – да потому, что когда в девяносто пятом ты торговал пивом в палатке, я уже врубился в перемещение грузов через российскую таможню. Всосал? Да потому, что, когда ты по пятницам несся с работы на дачу, чтобы бухнуть с батяней на природе и все такое, я жрал MDMA в «Птюче» и перся под Born Slippy Underworld. Всосал? И теперь могу позволить себе, чтобы на заднем сиденье моей машины валялась книга с названием «Тринки». Мы разные, врубаешься? Я не смотрю «Бригаду», как ты, плевал на русский рок, у меня нет компакт-диска Сереги с «Черным бумером». Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих и охреневаю от итальянских дизайнеров. Всосал? И свои первые деньги я потратил не на «бэху» четырехлетнюю, как у пацанов, а на поездку в Париж. Это у тебя в голове насрано жить, как жили твои родители и родители твоих родителей. Чтобы жена, дети, чтобы все как у людей. По воскресеньям – в гости, в понедельник с похмелюги на работу, по субботам в торговый центр, как в Лувр, всей семьей. Ты «Аншлаг» смотришь, а я другой. – Этот тоже играл под трикстера. – Хочу, чтобы лицом русской моды был Том Форд, а не Зайцев, чтобы наша музыка не с Пугачихой ассоциировалась, а с U-2, чтобы угорали не над Галкиным и Коклюшкиным, а над шутками Монти Пайтона...»

Над нашим столиком навис официант:

– Кто тут, который ничего не помнит?

Паша заржал и указал на меня.

Официант не смутился:

– Вас к телефону.

Кора

Извините, что мой президент идиот.

Усатый ухмыльнулся. Он не смотрел на меня.

Но думал он обо мне. Я поймал обрывки его мятых мыслей.

Кажется, усатый мечтал прокатиться со мной в машине. И даже не просто прокатиться, а прокатиться по какому-то конкретному адресу, мне было лень его выявлять.

Телефон на краю стойки.

По ухмылке бармена я понял, что звонит женщина.

«Уходите оттуда!»

– Что за ерунда? С кем я говорю?

«Не возвращайтесь к столику. Уходите прямо сейчас».

– Вы Ли́са? – спросил я, невольно скашивая глаза в сторону усатого.

«Нет, – ответили мне. Я бы сказал, с большим неудовольствием. – Я – Кора».

Поглядывая на усатого, к счастью, он стоял не так уж и близко, я заметил:

– Я вас не знаю.

«Вам и не надо. Сделайте вид, что хотите в туалет, и уходите из зала».

– Я этого не сделаю, – спокойно ответил я. – Обычно я сижу здесь до утра.

Неизвестная Кора застонала от нетерпения. Если она хотела испугать меня, у нее ничего не получилось. Да и не могло получиться. Человек, не знающий прошлого, вполне может позволить себе роскошь не беспокоиться о будущем. Все наши беспокойства из будущего.

Но отступать Кора не собиралась.

«Положите трубку и сделайте вид, что спускаетесь в туалет. А сами на выход. Не теряйте время на вопросы. Я изучила планировку клуба. Если вы пойдете на выход прямо сейчас, никто не обратит внимания. Только не оглядывайтесь и ни с кем не заговаривайте. Выйдете в аллею...»

– А там?

«Я вас встречу».

Я повесил трубку.

Паша, тот еще фикус, прилип к столику.

Впрочем, что ему оставалось делать? Если Ойлэ его отпустила, значит, вернулся из поездки муж. Надо было уберечь Пашу от неприятностей. Улыбнувшись бармену, я достал из кармана мобильник.

Он, правда, был отключен.

Я не помнил, когда отключал его.

Впрочем, на фоне моего глобального беспамятства, это выглядело чем-то ничтожно мелким. Пришлось выслушать короткую нежную мелодию, что-то из «Золушки». Краем глаза я видел, как Паша (вдали, за столиком) послушно полез в карман. Поторопись, блин! Усатый откровенно следил за мной. Прокатиться в машине. Я был для него чем-то вроде жестяной банки с законсервированным лучом Вифлеемской звезды. Доставить по адресу. Такая у него была работа. Кажется, на мне можно заработать, и он не собирался упускать шанс.

«Паша, не дергайся и по сторонам не смотри».

Я видел, как Паша пьяно дернулся и стал озираться.

«Позвони Ойлэ, пусть срочно пришлет за тобой машину».

И отключил мобильник. Не стал смотреть, что он там решит.

Странно все же получалось. Сперва непонятные привидения в квартире капитана милиции Жени Кутасовой, потом неизвестный электрик, Ли́са, черная эмка, сеанс ченнелинга, звонок Коры. Я представления не имел, как все это может соотноситься с потерянной тетрадью, но вот как-то соотносилось.

Ченнелинговый танец. Краткий и мимолетный.

Я спрятал мобильник и неторопливо направился к выходу.

Света за окнами было мало. В нижнем зале, как тайфун, ревела дискотека. На улице под колоннами, наверное, совсем темно. Чичичи-тян, ловкая древесная обезьяна, помогает продавцу кирпичей: дергает веревку. Самое время подставить голову под кирпич.

На входе в «Кобру» курили два спортивных типа.

Швейцар Зосимыч что-то рассказывал. Увидев меня, привычно перекрестился.

Не знаю, что за типы. Может, «Молодая гвардия», может, нацболы. Рисковать я не стал, правда, инструкции неизвестной Коры несколько нарушил: вместо того чтобы двинуть к служебному входу (поскольку главный был перекрыт типами), спустился в туалет.

Я никуда не торопился.

Да и зачем переть сразу на двоих?

В туалете оказалось прохладно и тихо.

Бамбуковые жалюзи, белые писсуары, кабинки аккуратно прикрыты.