Алла Конова - Осколки тяжести
— А вместе со мной, Инг? Хочешь вместе со мной на Землю?
В его мыслях было такое смятение, что Ирина ничего не поняла.
— Тебе будет у нас хорошо.
Потом, много минут спустя, Инг ответил:
— Если и умереть, то каждому хочется лечь в родную землю…
Наступил час возвращения на Землю.
Ирина знала: она должна уснуть, уснуть здесь — в лодке-кабине на чужом космическом корабле, а проснуться у родных берегов. Она опустится в Черное море. Ирина сама выбрала это место.
В эти последние минуты перед стартом Ирина не чувствовала страха. Желание вернуться назад, окунуться в эту туманную родную синь, которая была так близка и которую она постоянно могла видеть перед собой, оказалось самым сильным. Ирина с удивлением заметила, что ее пальцы дрожат и губы все время пересыхают.
Надо спешить. Скафандр перед ней… Она наденет его и навсегда покинет эту светящуюся голубую комнату.
Прощайте, добрые и мудрые проксимианцы! Прощайте, люди, Инг и Нкой! Будьте человечны!
Ирина долго и горячо жмет их руки. Потом берет скафандр, гладкий и гибкий материал скользит под руками и, наконец, плотно охватывает тело. Ориндцы стоят уже там, по ту сторону желтоватых стекол шлема. Один — длинный и костлявый, рассеянно улыбающийся; он неуклюже приподнял огромную ладонь, приветливо помахал и притронулся к седеющим вискам. А второй — красивый и смуглый, еще стройный, но уже с тоской, с бесконечной тоской во взгляде.
Ирина еще, последний раз, кивает им и двигается следом за проксимианцем.
Опять густая, вязкая вода. Впереди, широко раскинув щупальца, плывет медуза, указывая Ирине путь. Ирина узнает этот зал. Здесь совсем недавно разыгралась жестокая трагедия и погиб ее друг-проксимианец. Зловещие тени бороздят темную воду.
Они остановились перед остроконечным, единственно светлым в этом мраке сооружением, где когда-то бился в предсмертных судорогах Джой.
— Подойди, вплотную подойди! Ближе! Ближе! Еще ближе!
Ирина навалилась грудью на стенку скафандра и сквозь него почувствовала холодный металл лодки. Небольшой толчок… Все как будто пошатнулось и расплылось. Ирина оказалась в узком и тесном помещении. Скафандр исчез. Она лежит на полу, вглядываясь в близкий потолок.
И вдруг пришло ощущение чего-то очень и очень давно пережитого. Как будто это уже было. Она лежала вот так, вытянувшись всем телом, сжатая этими серо-голубыми стенами; они очень близко, но их поверхность плохо видна в темноте. И какой-то звук, не резкий, нет, а приятный, тоже когда-то очень и очень давно слышанный, приближался разом со всех сторон.
— Вот… оно наступает, уже неизбежно надвигается… неведомое… Я усну… сейчас усну… А если навсегда?
Электрический ток пробежал по жилам…
Так неодолимо, наверно, наркоз захватывает сознание. Но прежде чем уснуть, с необыкновенной силой вдруг вспыхивает самое главное, бесконечно дорогое. Земля, необъятная Земля! А ведь помнится только крошечный кусочек.
Березовая роща под Москвой, речушка, где она плескалась девчонкой; терраса, обвитая вьюном; легко и быстро ступая, идет отец, задорная усмешка в уголках его губ и в смеющихся глазах; мать проводит рукой по ее лицу, и ладони у нее горячие и немного шершавые.
А потом… потом… Широкоплечий юноша, почти мальчик, стоит на пороге. Он смущен. В его серьезных глазах — восторг и изумление. А она… она, кажется, танцует… Да, танцует… Какие легкие у нее движения, какое послушное, невесомое тело. А он все смотрит, смотрит и смотрит… Ох! О-о-ох! Она проваливается… бездна… Остановиться!.. Остановиться бы… Но это же невозможно. Она сама так хотела.
И побелевшие губы Ирины шепчут последнее, последнее, что еще удерживает уходящее сознание:
— Сережа! Где ты?! Слышишь?! Иду к тебе! Иду!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});