Бим Пайпер - Маленький Пушистик (The Little Fuzzy)

— У них есть художественный вкус, — сказал Герд ван Рибик. — Я видел много абстрактных скульптур, которые и вполовину не были так хороши, как сделанная ими композиции.

— К тому же у них хорошая техника, — сказал Джек. — Они имеют понятие о равновесии и центре силы тяжести. Собрав эту конструкцию, они не пере-тяжелили верхнюю ее часть.

— Джек, я все время думаю о том, что вы предложили мне спросить у самого себя, — сказал Джименз. — Знаете, я пришел сюда, полный подозрений. Не то, чтобы я сомневался в вашей честности, нет; просто я думал, что вы с вашей очевидной любовью к Пушистикам наделили их большей разумностью, чем они обладают. Теперь я думаю, что вы преуменьшили ее. Они не совсем по-настоящему разумны, но я не видел ничего похожего.

— Почему не совсем? — спросил ван Рибик. — Рут, мы в этот вечер совершенно не слышим вас. О чем вы думаете?

Рут Ортерис встрепенулась.

— Герд, слишком рано высказывать подобные мнения. Я знаю, во время их совместной работы они действительно выглядели так, словно переговаривались между собой, но я просто не могу выделить речь из этого уик-уик-уик.

— Оставьте в покое формулу «язык-разжигание-огня», — сказал ван Рибик. — Раз они работают вместе над общим проектом, значит, они как-то общаются между собой.

— Это не общение, это сигнализация.

— А что вы скажете относительно Эллен Келлер? — спросил Рейнсфорд. — Значит, она начала говорить разумно только после того, как Анна Салливен обучила ее каким-то словам?

— Нет, конечно нет. Она училась только чувствовать образы, ограничивая ощущения, — Рут с укоризной посмотрела на Рейнсфорда; он пробил брешь в одном из ее фундаментальных постулатов. — Конечно, она унаследовала строение мозга разумных существ, — она сделала паузу, ожидая, что кто-нибудь спросит, откуда она знает, что у Пушистиков иное строение мозга.

— В продолжение спора я могу сказать, что без наличия разума не может быть изобретена речь, — сказал Джек.

Рут засмеялась.

— Вы заставили меня вспомнить колледж. В первый год обучения это был один из жгучих вопросов среди студентов-психологов, присутствующих на сессиях. Став второкурсниками, мы поняли, что это только спор о яйце и курице, и оставили его.

— А зря, — сказал Рейнсфорд. — Это хороший вопрос.

— Он был бы хорошим, если бы у него было решение.

— Может, вы и правы, — сказал Герд. — А возможно, ключ к разгадке находится в самом вопросе. Я говорю это к тому, что эти парнишки балансируют на самом краю разума, но еще не перевалили на эту сторону.

— Держу пари на все солнечные камни в моем мешочке, что они уже перевалили за этот край.

— Ну, может быть, они действительно в какой-то степени разумны, — предположил Джименз.

Рут Ортерис воскликнула в ответ на это:

— Вы словно дискутируете о существе, недостаточно мертвом или недостаточно беременном! Здесь надо говорить либо да, либо нет.

Через некоторое время Герд ван Рибик сказал:

— Вопрос о разуме в моей области так же важен, как и в вашей, Рут. Разум — это результат эволюции, прошедшей через естественный отбор. Характерные особенности психики являются наиболее важным шагом в эволюции некоторых видов, включая и наш собственный.

— Подождите минутку, Герд, — сказал Рейнсфорд. — Рут, что вы на это скажете? Нет ли здесь хоть какого-то признака разума?

— Нет. Здесь есть признаки процесса мышления — или, если вы предпочитаете, смышлености — точно так же, как существуют признаки температуры. Когда психологи будут в состоянии обращаться с наукой, словно с лекарством, мы будем в состоянии отградуировать процесс мышления, как мы градуируем термометры. Но разум качественно отличается от не-разума. Это нечто большее, чем просто высокая степень мышления. Вы можете назвать это точкой кипения мышления.

— Черт побери, мне кажется, это неплохая аналогия, — сказал Рейнсфорд. — Но что получится, если эта точка кипения повысится?

— Это как раз то, что мы обнаружили, — ответил ему ван Рибик. — Это то, о чем я только что говорил. О том, как возникает разум, сегодня мы знаем не больше, чем в нулевом году или шестьсот пятьдесят четвертом доатомном.

— Подождите минутку, — прервал его Джек. — Раньше мы копали как-то глубже, а теперь согласились на определение разумности.

Ван Рибик засмеялся.

— Вы когда-нибудь пробовали добиться у биолога определения жизни? — спросил он. — Или определения цифры у математика?

— Вернемся назад, — Рут посмотрела на Пушистиков, которые рассматривали свою конструкцию из разноцветных шаров, как бы выискивая, куда они могли присоединить еще что-нибудь, не испортив узора. — Я говорю: уровень процесса мышления разума качественно отличается от неразумного процесса мышления тем, что он способен создавать символические идеи и способен передавать их, а также способен к обобщению и формированию абстрактного мышления. Вот, я ведь не говорила вам о речи и разжигании огня или говорила?

— Маленький Пушистик символизирует и обобщает, — сказал Джек. — Изобразив три рога, он символизировал чертова зверя, показав длинную вещь, которая нацеливается и производит шум, он символизировал винтовку. Винтовка убивает животных. Гарпия и чертов зверь — оба они животные. Если винтовка убила гарпию, она убьет и чертова зверя.

Юан Джименз задумчиво нахмурился. Он посмотрел вверх и спросил:

— Какая низшая разумная раса нам известна?

— Юггдрейсильские Кускры, — сказал ван Рибик. — Кто-нибудь из вас был на Юггдрейсиле?

— Однажды на Мимире я видел человека, который назвал другого человека сыном кускры, — сказал Джек.

— Я провел среди них два года, — ответил Герд. — Они разводят огонь; я давал им для этого все необходимое. Изготовляя дротики, они обжигают концы палок. И они говорят. Я выучил их язык, все восемьдесят два слова. Некоторых из них я научил пользоваться мачете, и они не увечили себя, а одному умственному гиганту я даже доверил носить свое снаряжение, когда он был под моим наблюдением, но я никогда не разрешал никому из них трогать мою винтовку или камеру.

— Могут ли они обобщать? — спросила Рут.

— Милая, они ничего не могут делать, кроме этого! Каждое слово на их языке — обобщение высшего порядка. ХРУСХА — живая вещь. ПУСХА — плохая вещь. ДЖЕЙСТХА — вещь, которую едят. Хотите, чтобы я продолжил? Осталось только семьдесят девять слов.

Прежде чем его остановили, от экрана связи прозвучал сигнал вызова. Не успел Джек включить его, как Пушистики сорвались с места и выстроились перед экраном. Вызвавший его человек был в сером мундире. У него были седые волнистые волосы, а его лицо выглядело так же, как будет выглядеть лицо Юана Джименза двадцать лет спустя.