Антон Первушин - Война по понедельникам (сборник)

«Позер, — думал о нем Вячеслав, шагая через двор. — Неужели и я где-то в глубине души поддерживаю некую позу? Не хочется верить. Но ведь он — это я, а я — это он. Как все сложно, хотя пора уже и привыкнуть…»

Да, пора бы уже и привыкнуть. А ведь не думалось, что так далеко все зайдет, даже когда Вячеслав замкнул первое и далеко не последнее в своей жизни хронокольцо, похитив у более молодого биологически двойника Джулика и отправившись с вновь обретенным другом в будущее сразу на миллиард лет, надеясь увидеть закат планеты Земля, ее старость, сравнить реальность со знаменитым описанием Уэллса: «Не могу передать вам, какое страшное запустение царило в мире. На востоке — багровое небо, на севере — темнота, мертвое соленое море, каменистый берег, по которому медленно ползали мерзкие чудовища…». Все усложнилось с тех пор. И в усложнении этом Всадники сыграли не последнюю роль. А для чего — вопрос пустой, потому что никогда никто из рода Homo sapiens не получит на него ответа.

Парадные двери, ведущие во внутренние помещения замка, скрывали за собой герметичный тамбур со сложной вентиляционной системой — среда замка была более привычна для человеческого организма, и Вячеслав-прим позаботился о том, чтобы ни грана ядовитого наружного воздуха не попало внутрь. Дело в том, что порой ему нравилось в нарушение своего гордого одиночества пригласить в гости какого-нибудь экзотического персонажа из мира людей. Рядом с парадной дверью на высоте человеческого роста был врезан обыкновенный электрический звонок. Вид этого звонка в который уже раз позабавил Вячеслава: прекрасная иллюстрация на тему твеновского «Янки при дворе короля Артура» — круглая кнопка электрического звонка на стене величественного, в готическом стиле замка. Красев протянул руку и нажал на кнопку.

— Ага! — прогремел через полминуты усиленный скрытыми динамиками голос. — К нам, оказывается, гости пожаловали. И нетрудно догадаться, кто же именно из гостей.

— Нетрудно, — согласился Вячеслав. — Кто же еще может заявиться к тебе без приглашения?

— Что ж, проходи. Гостям, даже незваным, всегда мы рады.

«Позер, — улыбаясь, думал Вячеслав, заходя в тамбур. — Какой же все-таки позер. О себе говорит не иначе, как во множественном числе. У кого-то из юмористов было: „мы“ могут позволить говорить о себе лишь короли, да беременные женщины. Король! Хотя если вдуматься, каждого из нас действительно много: какой хвост из разных „тебя“ тянется за любым человеком из прошлого».

Дверь за его спиной закрылась, с характерным чмоканьем сработала система герметизации; загудели компрессоры, заполняя тамбур воздухом далекой отсюда реальности. Вячеслав-прим славно потрудился, построив здесь, на золотой планете, свой «высокий замок».

Наконец состав воздушной среды в тамбуре изменился настолько, что ничем теперь не отличался от принятого за норму в IS-реальностях, и дверь во внутренние покои открылась с веселым мелодичным перезвоном.

Вячеслав шагнул через порог. Он привычно миновал импровизированный вестибюль, за ним — целую анфиладу комнат, освещенных мягким рассеянным светом, наполненных тончайшими арматами незнакомых цветов и мелодиями — у каждой комнаты своя. Он встал на бегущую бесшумно дорожку, и она понесла его по бесконечной галерее мимо знакомых и незнакомых картин, мимо знакомых и незнакомых скульптур и скульптурных групп, мимо чего-то вообще для человека ХХ века непредставимого, изваянного с использованием технологии голографических проекций и изощренной компьютерной графики.

«Кроме всего прочего, — думал Вячеслав, оглядываясь вокруг, — мой разлюбезный двойник — еще и сибаритствующий эстет. Хотя, конечно, в присутствии вкуса ему не откажешь».

Дорожка, приобретенная, по всей видимости где-то в самом начале XXI века, вынесла Вячеслава к приемному кабинету, обставленному хозяином замка с подчеркнутой скромностью. Красев уже бывал здесь и, войдя в кабинет, отметил, как мало изменилась обстановка за последние семь лет биологического времени (чего не скажешь, например, о галерее, которая всегда поражала новизной размещенных там экспозиций). Все тот же широкий, просто необъятный, стол; мягкие и чертовски удобные кресла из ни на что не похожего и теплого на ощупь материала; сияющие золотом тиснения книги в добротных переплетах на стеллаже от потолка до пола; на столе — компактный, но до невозможности вместительный компьютер n-го поколения на биопроцессоре, позаимствованный хозяином из середины XXI века. Вячеслав-прим использовал этот компьютер для разных целей. Но главной называл компьютерные игры производства все того же XXI века, которыми, вроде бы, не на шутку увлекался. Красев считал это его увлечение пустым времяпрепровождением.

«Ты же почти бог, — сказал он ему как-то. — В твоих силах отправиться в любое время и в любое место, принять участие в сколь угодно острых конфликтах в любой роли и на любом уровне. Зачем тебе этот эрзац реальности?».

В ответ Вячеслав-прим снял с полки книгу самого Красева («Подозрение», издательство «Советский писатель», 1987 год) и спросил, небрежно пошелестев страницами: «А тебе зачем этот эрзац?». Красев рассмеялся и перевел разговор на другую тему. Вячеслав-прим всерьез полагал компьютерные игры видом искусства и как ненасытный эстет не мог обойти это направление стороной.

Сегодня компьютер был выключен. Из стереодинамиков не доносились звуки виртуальной стрельбы и математически выверенных взрывов.

Вячеслав-прим дожидался своего двойника, сидя в одном из кресел, потягивая из высокого бокала изумрудного цвета напиток и раскрыв на коленях толстенный том какой-то энциклопедии. Кажется, это был «Брокгауз и Ефрон».

— Здравствуй, тезка, — сказал ему Красев.

— О, Господи! — вырвалось у Вячелава-прим. — Будь мы всего-навсего тезками, я умер бы от счастья. Садись, не стой в дверях.

Вячеслав, воспользовавшись приглашением, уселся, вытянул из кармана пачку сигарет. Он привычно махнул сигаретой в воздухе и кончик ее тут же задымился: еще одна благоприобретенная способность — концентрировать в точке пространства сколь угодно большую энергию, сродни пирокинезу. Затянулся, стряхнул пепел на пол. Здесь это можно было делать безбоязненно: пол, необыкновенное покрытие из каких-то умопомрачительно комфортных времен, быстро и бесшумно поглощал любую дрянь.

— Тебе не нравится моя компания? — спросил Красев своего двойника. — Любопытный факт. Надо будет запомнить.

— Нравится — не нравится, что за вопрос? Но если ты ставишь его таким образом, то изволь: кому понравится, что где-то по свету бродит этакая совесть в штанах, и никуда от нее не убежать и не скрыться. А главное, что сделать с этой самой совестью ничего нельзя, а если бы и представилась такая возможность, стало бы ее жалко: как-никак один-единственный близкий человек на целую Вселенную.