Алексей Гравицкий - Ради мести

Все произошло молниеносно. База обрушилась, как заминированный дом после нажатия заветной кнопки.

Время понеслось, наверстывая упущенное, обгоняя само себя. Сердце колошматило по ребрам, часто-часто, вбивая резкими толчками кровь в застывшие органы. А база рушилась, как постройка из детских кубиков, которую кто-то безжалостно поддал ногой.

Стас освобожденно рассмеялся, с облегчением откинулся на спинку кресла, наслаждаясь созерцанием великого краха опостылевшей системы. Так просто. Трах-бабах и нет ее.

Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!

Стас не без удовольствия наблюдал недоумение, испуг, попытки заменить рушащуюся базу дополнительными.

Стас представил себе, как трезвонят друг другу, как бегают по коридорам правительственных зданий в непонимании те, которые сейчас теряют контроль. Теряют навсегда, а вместе с ним и власть. И Стас расхохотался, но уже не мысленно, а в голос. Во весь голос, хрипло, устало, но радостно и облегченно.

Он уже собирался выключить компьютер, когда последние мегабайты последней резервной базы прекращали свое существование, как вдруг...

Желание смеяться пропало напрочь. Кто-то откуда-то качал информацию, восстанавливал основную базу. Нет, этого не может быть, ведь их было двадцать пять и все уничтожены. Стас запаниковал, засуетился упуская драгоценные секунды, а ведь сейчас каждая секунда драгоценна.

- Значит их было по крайней мере двадцать шесть, - одернуло Стаса что-то внутри него. И сразу пришло спокойствие. Не надо суетиться, надо работать, еще есть время все исправить, потому что если не исправить все, то это конец. Конец ему, Ивану Ивановичу, их общей затее, его мести. НЕТ! Он должен отомстить.

Обязан!

Стас собрался и ушел с головой в компьютер. Он работал на износ, но, когда через пол часа отвалился от экрана, проклятая двадцать шестая база рассыпалась, словно карточный домик. И ВСЕ!!! Никаких изменений, никакого восстановления информации. СОВСЕМ ВСЕ!

Стас посмотрел на часы. Он уже опаздывал к назначенному времени, но подняться и идти в гараж было выше его сил. Он долго валялся в кресле, потом пересилил себя, распрямился, размял уставшие плечи и шею, встал и пошел в гараж.

Дальше все слилось в один сплошной кавардак. Кремль. Иван Иванович. Незарегистрированные фанатики.

Зарегистрированные, выкрикивающие его имя. Он на броневике. Почему на бронетранспортере? Откуда взялся этот бронетранс... А потом стрельба, вопли боли, толпы, топчущие друг друга, давящие... Крики... Трупы, много трупов... Кровь, реки крови... Столбы, висящие на них бывшие хозяева этой страны. Его страны. Он теперь хозяин. Он. Потом были дружные вопли победителей, даже фейерверк... Откуда? Но был ведь. И тяжесть, бесконечная тяжесть на плечи, будто он атлант, что держит хрустальный купол неба. А ведь он только человек.

Нет, он больше не человек. Он хозяин. Да и был ли он когда-нибудь человеком? Изгоем, добычей, охотником, повстанцем, кумиром, негодяем и черт знает кем еще. А человеком?

Ладно, хватит строить из себя великомученика. Он хозяин!

Господи, как тяжело, зачем все это?

Плевать! Стас расправил плечи и вдохнул пропахшего потом, кровью и обманом воздух. Нет, не только грязь, пахнет и еще чем-то... Чем-то светлым!

А в общем плевать на все. Он хозяин!

Глава 10.

Стас лежал на кровати и смотрел в потолок, но перед его взором стояла вовсе не люстра и зудящие, кружащиеся вокруг нее мухи. Стас видел пулю, пуля летела медленно и казалось не долетит, плюхнется на землю, зароется в пыли двора, но она долетела и ударила. Не в него. Привычно навалилось, подавило, прижало к земле. Потом он увидел лица, внутри забился вскрик, ярость, желание отомстить. Лица завертелись, замелькали в бешеном хороводе, слились в одно приятное, немолодое, улыбающееся.

Знакомое.

Лицо затуманилось, утонуло в недрах экрана монитора, поверх него побежали строчки. Закорючки букв орали неутешительную правду, вопили во всю глотку. Стас представил сцену:

он и тот, другой, виноватый. Он поднимает пистолет, целится, тот молит о пощаде. Стас нажимает на курок - осечка, еще раз - снова осечка. Стас вздрогнул, видение растворилось среди мух неутомимо наматывающих круги вокруг люстры.

Вот пожалуй и все. Теперь дело за малым, но это малое - малое для государства, а для него это самое важное.

Дело всей жизни, только ради этого он и ехал сюда, только ради этого лазал по супермаркетам, воровал, убивал, выживал, когда казалось уже все, не выживет. Но выживал и снова рвался вперед не ради власти, но ради мести. Теперь у него есть все для того что бы отомстить и при этом остаться в живых, и начать новую жизнь с пользой для окружающих.

Да, у него есть все. Он победил систему и дал людям красивую идею. Только бы эту идею не обгадили, не замарали. Так ведь всегда бывает, когда самый обычный человек не может мириться с несправедливостью, он начинает творить. В его грязной приземленной душе зарождается светлая, чистая, великая идея.

Она вынашивается в утробе своей "матери", вынашивается не один день и даже не месяц, вынашивается, чтобы в один прекрасный момент расправить белоснежные крылья и... И вот она летит, сначала робко, неумело, потом взлетает все выше и выше и вот уже собравшиеся внизу люди тычут в нее пальцем, шепчут ее имя, умирают за нее, сражаясь с несправедливостью. Конечно найдутся и такие, которые будут швырять в нее палки и камни, да только куда им. Высоко летит идея камнем ее не сшибешь. Ее сшибут другие, доброжелатели, которые вспомнят про того обычного человека, который ее породил. Доброжелатели, конечно из лучших побуждений, прилепят к идее того грязного и невзрачного, станут обмазывать эту идею грязью, в полной уверенности что делают благо. И вот идея уже не та белая высоко парящая птица, она опускается ниже, ниже и застывает где-то посередине. Она еще летит, но теперь в нее можно зашвырнуть палкой, камнем и докинуть, и если не сшибить, то ударить и вполне заслуженно.

Это было бы приятно, подумал Стас, если бы его имя не забыли, боготворили, связали с идеей, но тогда идея погибнет, или помельчает, снизится. Нет, лучше помереть безвестным, чем обмарать такое чистое, светлое, которое придумывает не грязный человек, а чистая душа человеческая.

Стас вдруг подскочил, боясь потерять мысль, подбежал к столу, схватил клочок бумаги и ручку, быстро зачирикал, оставляя черные закорючки на белом листе:

"Мы боролись за идею, Верили в нее мы свято, Мы хотели побыстрее Рай построить вам, ребята."

Стас задумался, дописал:

"Чтобы каждый жил спокойно, Чтоб другим жить не мешал, Чтобы жизнь была достойной"

А что дальше? нужно коротко и хлестко, а слов нет. Стас остервенело зачиркал последние три строчки, начал заново: