Сергей Мусаниф - Гвардия

Вы должны письменно (это в наше‑то время!) воспроизвести события на дисплее, по ходу дела отвечая на многочисленные попытки аналитической программы заставить вас разобраться в ситуации лучше, чем вы смогли сделать это на месте. И это несмотря на то, что компьютер получает полную информацию о происходящем при помощи имплантированных в тело гвардейца визоров. И получает ее в режиме реального времени.

«Вы уверены, что правильно интерпретировали слова вашего оппонента на сорок шестой секунде разговора?» – вопрошает компьютер. И ты морщишь лоб, тщетно пытаясь вспомнить, о чем шла речь в тот момент.

«Адекватно ли вы воспринимали сложившуюся тактическую ситуацию?»

А если и нет, то кто в этом признается?

«Не могли ли вы в данном случае повести себя чуть менее агрессивно?»

И попробуй объяснить этой суперумной железяке, что ты не такой гений, как она, и уже к чертям свинячьим успел позабыть, что же твой оппонент ляпнул на сорок шестой секунде разговора, так как не вел хронометраж. И что тактическую ситуацию в бою можно оценить только одним образом, иначе тебя из этого боя вынесут вперед ногами. И что ты не считаешь свое поведение чересчур уж агрессивным.

Бюрократия в наши дни превратилась в некоторое подобие религии, и составление отчетов стало отправлением необходимого и неотвратимого ритуала, типа христианской обедни или намаза у людей, исповедующих ислам.

Мой черед писать отчет о сегодняшнем дне придет чуть позже.

Нацепив нехитрую одежду, которая уместно выглядела бы в пределах Штаб‑квартиры, я вышел в коридор и почти сразу же наткнулся на Харди.

Вот принесла нелегкая подарок! Такое впечатление, что он специально прогуливался неподалеку от моей двери.

Капитан Харди, заместитель Полковника, лично курирующий все боевые акции, к числу которых принадлежал и мой последний выход в «поле», был одним из самых непробиваемых (чтобы не сказать – дубоголовых) выпускников Нео‑Вест‑Пойнта. Эти парни превозносят до звезд железную дисциплину, строгую субординацию и соблюдение всех без исключения инструкций, что свойственно воякам старой школы.

На мой взгляд, инструкция – штука хорошая, но все хорошие штуки хороши в меру, иначе просто перестают быть хорошими.

Харди не любил меня, я отвечал ему взаимностью. Однако, как человек объективный, я не мог не признавать того факта, что старый волк еще не разучился читать следы, не утратил звериного чутья и острых клыков.

Он был профессионал. Но в общении человек неприятный.

Зная, что он любит соблюдение формальностей, я отдал ему честь. Другие капитаны и сам Полковник никогда этого не требовали, если речь шла не об официальном вызове.

Харди поморщился. Наверное, я был слишком небрежен.

– Сержант Соболевский, – сказал он, нехорошо улыбаясь, – как прошла ваша последняя операция?

– Неудачно, сэр.

Он что‑то знает, подумал я и решил не вдаваться в подробности. С такими типами надо разговаривать сдержанно, коротко отвечать на поставленные вопросы, и все. Любое словоблудие может завести в такие дебри, что выход придется искать несколько часов. А нервные клетки, между прочим, даже в наше просвещенное время не восстанавливаются.

– Мерзавец ушел?

– Нет, сэр.

– Так что же произошло?

Старая скотина! Не знает? Или делает вид, что не знает?

– Он убит, сэр.

– Вы застрелили его при задержании?

Судя по его тону, он не удивился бы, услышав, что я совершил и куда большую ошибку. Чего, дескать, ждать от такого олуха, как Соболевский.

Мягко говоря, Харди всегда вел себя так, словно сомневался в моей профессиональной пригодности, хотя повода, по крайней мере до настоящего момента, я ему и не давал.

– Он убит не нами, сэр.

– Не вами? А кем?

– Не могу знать, сэр.

– Как это прикажете понимать, сержант?

– Рядовой Такаги, руководивший захватом, уже пишет отчет, сэр. Уверен, что он ляжет на ваш стол через несколько минут. – Звучало это так: мол, вали в свой кабинет, старый хрыч.

– Что ж, – сказал Харди, немного оттаяв при имени Такаги, которого у нас многие любили и ценили. – Я уверен, что рядовой Такаги приложил максимум усилий, разрабатывая операцию. Что же касается вас, сержант Соболевский... Имейте в виду, что хоть вы у нас и герой, которого пресса (это слово он выплюнул, будто оно отдавало гнилью) носит на руках, с этого момента вы находитесь под моим личным наблюдением.

– Спасибо, сэр, – молодцевато гаркнул я.

– Что? – подозрительно спросил он.

– Могу ли я идти, сэр?

– Можете, сержант. Но не забывайте, о чем я вам только что сказал.

– Так точно, сэр, – сказал я, и он отчалил по своим делам, несомненно, заключающимся в убиении младенцев и пожирании их внутренностей или заклании девственниц на жертвенные алтари.

С чего он на меня взъелся? Из‑за сегодняшнего провала? Вряд ли это для него столь важно, да и неприязнь возникла гораздо раньше. А сегодня... Это ведь не совсем провал.

Как бы там ни было, нашим проблемам с Аль‑Махрудом пришел конец, и никто, кроме нас самих, не подозревает, что достала его не Гвардия.

Нет, один человек точно знает.

Убийца.

По пути к лифту я поздоровался с тремя парнями, немного поболтал с Альваресом, которому было абсолютно нечего делать еще полчаса перед дежурством, выпил чашку кофе, купленную в коридорном автоматическом кафе, и убедился, что новости с Термитника еще не успели получить широкой огласки. Никто меня шутливо не поздравлял и не хлопал сочувственно по плечу.

Однако к вечеру история станет достоянием всех и каждого. В замкнутом пространстве слухи распространяются быстро, особенно если в этом замкнутом пространстве имеет место локальная Сеть.

Тремя уровнями выше я вывалился из лифта в официальной части Штаб‑квартиры. Сюда водили докучливых журналистов и особо важных гостей из руководства Лиги и ВКС. Эту часть Гвардии показывали посторонним.

Очень маленькую часть.

Коридор Славы.

Пол выстелен древним дубовым паркетом со старой Земли, потолок через каждые полтора метра увешан люмлампами, а стены... Самое главное в Коридоре Славы – это стены.

На стенах находятся двадцатисекундные голокартины, демонстрирующие общественности, точнее, той избранной ее части, что смогла пройти через все проверки и попасть сюда, наиболее удачные и значимые деяния Гвардии за последние двести лет.

...На фоне громадной раскаленной звезды – падающий на нее звездолет с отказавшими двигателями и группа спасателей, выводящих из него людей через наспех переброшенный на Нью‑Таити нуль‑пространственный туннель.

Пара агентов, перемазанных грязью и пылью, вызволяют из обвалившейся на глубине двадцати километров шахты пятерых столь же грязных шахтеров.