Юлиана Лебединская - Темпориум. Антология темпоральной фантастики

– Эй, голубки, текст выучили? – окликает их режиссёр.

Хищные оскалы разом превращаются в улыбки.

– Какой там текст? Сопли.

– Серж, не обижайте нашего гения, – притворно сердится актриса. – Говорят, страдает над каждым словом, онанирует над портретом Чехова…

– Медвежьей болезнью он страдает. Штаны до сих пор постирать боится, интеллигент.

[1]

Смена декораций. На балкончике

Сценарист и директор киностудии еле слышно разговаривают, поочерёдно отхлёбывая из плоской бутылки с этикеткой «Двин» и бросая долгие взгляды на съёмочную площадку.

СЦЕНАРИСТ: Наверху правда нервничают?

ДИРЕКТОР: Не то слово. При всём моём глубочайшем уважении к нашему руководству, кое-кто, мне показалось… (Заканчивает уже шёпотом.)… на грани паники.

СЦЕНАРИСТ: Поступили новости?

ДИРЕКТОР: Да уж поступили, Эдик, поступили.

СЦЕНАРИСТ: То-то, я чувствую, напряжение сгустилось… Чёрт. Я тебя, конечно, не спрашиваю…

ДИРЕКТОР: А нет тут особого секрета. Не сегодня-завтра и тебя введут в курс дела. Ты знаешь, что эксперименты в Дубне повторили в Киеве у Глушкова и в Арзамасе-16?

СЦЕНАРИСТ: (осторожно). Слышал. Без подробностей.

ДИРЕКТОР: Я тебе скажу. Из Киева доложили, что смогли посмотреть ещё дальше, чем дубновские. Украину принимают в НАТО, а Российской Федерации в приёме отказано.

СЦЕНАРИСТ: И какова наша реакция?

ДИРЕКТОР: (с горечью). А что – реакция? Варшавский договор, по всей видимости, распался. Американцы ставят базы по всем нашим границам, «оборонка» погибла. В стране – сплошная растащиловка. Наши учёные работают на американский военпром…

СЦЕНАРИСТ: Да уж, читал я про это. Не могу поверить…

ДИРЕКТОР: А вторая новость – вот. В Арзамасе-16 вытащили совершенно безумный экстраполят. В Ленинграде установлен памятник Сахарову, и не где-нибудь, а на площади имени Сахарова. Но это цветочки. В Москве перед зданием КГБ сковырнули памятник Дзержинскому и на этом месте увековечили… Ты думаешь, кого? Солженицына!

СЦЕНАРИСТ: (выдыхает). Врёшь!

ДИРЕКТОР: Гадом буду!

СЦЕНАРИСТ: (потерянно). Беда, беда…

Долго молчат. Трагическая пауза ничем не нарушается.

ДИРЕКТОР: (сам себе). Да и Ленинграда никакого, говорят, там у нас больше нет…

СЦЕНАРИСТ: Что, шведы обратно оттяпали?

Снизу доносится голос режиссёра: «Поехали!»

Съёмочная площадка

Актёр закидывает за плечи рюкзак, из которого торчит геологический молоток, вместе с актрисой они становятся с тыльной стороны декорации – перед фальшивой дверью. Кряхтя, он поднимает партнёршу на руки, переступает порог, роняет ношу на постель. Лица обоих светятся нежностью. Она шепчет: «Милый! Милый!» Он опускается перед ней на колени.

На тумбочке лежат книги, придавая эпизоду вес. Малый читательский набор: «Как закалялась сталь», «Целина» и томик Тургенева.

ОНА: (включает бра). Любовь моя, о, наконец мы одни!

ОН: Каждую минуту, каждую секунду своей суровой жизни в тайге я думал о нашей встрече и ждал её!

ОНА: Когда ты сегодня позвонил мне на фабрику, я чуть с ума не сошла от радости. Даже до конца профгруппы не высидела! Ой, что будет, выговор влепят…

ОН: А знаешь, какая в тайге красотища? Воздух чист, как слеза, вода прозрачна, как воздух. Кедры шишками тебя одаривают, птицы и звери с тобой здороваются…

ОНА: Я хочу в тайгу, увези меня с собой.

ОН: Жизнь моя, теперь мы всегда будем вместе.

Целуются, умело изображая страсть.

– Стоп! – командует режиссёр. – Спасибо, нормальненько. Не космический полёт, конечно, не взрыв сверхновой… Разве что – подработать реплики…

– Зачем – реплики? – живо удивляется актёр. – Например, у Герасимца метод – импровизация, полное доверие исполнителям.

Режиссёр мгновенно воспламеняется:

– Твой Герасимец – дряхлый пень, самодур и бездарность! Снял полтора идейно правильных фильма – и классик, видите ли!.. (Несколько секунд тяжело дышит.) Ты мне лучше вот что скажи, умник. Куда ты всё время смотрел? Куда угодно, только не на свою возлюбленную.

Актёр мнётся, криво улыбаясь. Медлит с ответом.

– Давай, давай, не тушуйся.

– На «Зосю» смотрел.

– На кого? – Режиссёр в недоумении оглядывает помещение.

– Да вон, «стеночка», – показывает герой на декорацию, вернее, на шкаф и на сервант возле кровати. – Польская «Зося». Скоро себе такую же покупаю. Очередь подошла, деньги нужны. Прости, из головы не выходит.

– Бред. С кем работаю…

– Бред? – злится актёр. – Ты при студии отовариваешься – без очереди, без записи и без наценок, а нам Союз выделяет – шиш без масла! Кому бред, кому – геморрой!

– Тоже мне, оправдание нашёл.

– Никита, а нельзя, чтобы он побрился? – встревает актриса.

– Кто?

– Да этот твой «заслуженный и без пяти минут народный», – мажет она пятернёй по щеке партнёра. – Тёрка, а не герой-любовник! Кожу с меня живьём сдирает.

Актёр хочет что-то гневно возразить, но режиссёр закрывает ему рот рукой.

– Экие вы оба тонкие. Ларочка, ты ж и не такое терпела. Зимняя прорубь, полуденный песок в Гоби… подумаешь, лёгкая щетинка. Представь симпатичного ёжика из мультика… (Внезапно суровеет.) Кстати, к тебе тоже вопрос. Что ты там всё время рукой делала? Под ночнушкой зачем-то шарила… Признаться, это странно выглядит.

Она агрессивно подбоченивается.

– К твоему сведению, капроновые чулки надо периодически подтягивать. Чтобы гармошек на коленках не было. Или чтобы винтом не пошли.

– Почему по размеру не подобрала? Чем вы там с костюмером занимались?

– НЕ ПО РАЗМЕРУ?! – Яростным рывком она задирает подол. – Полюбуйся, как это устроено, если раньше не видел!

Устроено самым обычным образом: чулки крепятся к поясу на резинках. Все детали пригнаны друг к другу, как в хорошо отлаженном механизме.

– Как ни старайся, мой милый, чулок не ляжет по ноге, это тебе не кожа! А если кому-то представляется по-другому, он либо мальчишка, либо дурак!

– Развоевалась… Перед объективами только не поправляй больше ничего, хорошо? Зрителю совсем не коленки твои интересны… (Хлопает в ладоши.) Внимание, нулевая готовность!

Звукооператор спускает к кровати микрофон на длинной палке со шнуром. Оператор нехотя вылезает из тележки, на плече у него громоздится неопрятного вида агрегат.

– А стационарные?

– Вот, вот и вот. – Оператор показывает на камеры. – Точки я со вчерашнего не менял – в отсутствие постановочных распоряжений.

– Где кордебалет?! – внезапно вспоминает режиссёр и начинает безумно озираться. – Убить меня хотите?!