Генри Каттнер - Мутант

«Не больше?»

«Три», — и образы Галилео и других городов, символы имен и личностей. Ощущение призрачного общения, связей ненависти…

И неожиданно он ощутил в ее сознании что-то удивительно, волнующе знакомое. Он не знал, что это было. Но это моментально прервало плавное течение общения на время, потребовавшееся для поиска.

Ответа не было; он снова сконцентрировался.

«Три?»

(Символ)

(Известное имя Сэма Фэйкса)

(Страстное желание власти)

(Тяжелая летаргия)

Возникли и другие ассоциации, но он думал, что теперь он узнает Сэма Фэйкса.

Другие символы тоже превратились в имена: Эд Варган, смешавшийся с любопытной идеей разницы в размерах; и Бертрам Смит, ассоциирующийся с жестокостью, свойственной плотоядным вампирам. Хотя были и отличия; Бартон однажды проникал в сознание ласки в момент пира, этот яркий экстатический поток тогда почти испугал его. Смит был интеллигентен, хотя он, подобно остальным, обладал тем же исключительным качеством — каким же?

«Темнота. Извращение. Слепота.»

«Да, — думала Сью, — они слепы. Ослеплены паранойей. Они вообще не могут видеть этот мир таким, каков он есть.»

И представление Мелиссой этой троицы: маленькие злобные существа, бегущие с оскаленными зубами через мрак. Бартон понял, что она отождествила их с мышами; она боялась мышей, они были для нее куда ужаснее, чем насекомые и змеи. Что же, он мог понять боязнь; он сам больше всего боялся огня. Большинство Болди были в той или иной степени поражены неврозом страха — расплата за повышенную чувствительность сознания.

«Я должен действовать быстро, — подумал он. — Раз они переговариваются, они могут затаиться. Я должен покончить с ними разом. Они могут читать ваши мысли?»

«Они даже не знают о существовании Мелиссы Карр.»

«Но если один из них будет убит, они станут осторожными. Ты должна оставаться в безопасности. Где ты?»

(Отказ, определенный отказ.)

«Было бы лучше сказать мне, тогда…»

«Никто не сможет найти меня до тех пор, пока я не думаю о своем местонахождении.» — Для телепатии не существует указательных пальцев. Она выразила идею, означавшую больше, чем телепатия; это был символ всей расы и ее единства.

«Ты можешь узнать, где Варган и Смит?»

«Конечно; они свободно общаются на своей личной длине волны. Варган в Рэйе, Смит в Гуроне.»

«Как тебе удается ловить эту волну?»

«Загадка.» — Беспомощное пожатие плечами. — «Врожденное?»

«Когда один из них умрет, — подумал Бартон, — остальные будут настороже. Слушай внимательно. Будь всегда готова передать их планы. Они не должны спастись.»

Мелисса подумала о трех маленьких, серых, злобных существах, торопливо бегущих по полу. Бартон мрачно усмехнулся.

«Смотри, как они бегут, — сказал он ей. — Смотри, куда они бегут». Его рука коснулась кинжала. Кинжал был небольшим, но и его хватит.

Данных было немного. Мелисса передала некоторые перехваченные ею мысли параноиков, и Бартон понял, что угроза параноиков реальна. В будущем они станут опасными для всех мутантов. В эту эру дуэлей смерть одного человека почти ничего не значила, но рисковать счастьем целой расы — это тактика сумасшедшего. Не был понятен и мотив. Явная злость? Это было нелогично, а параноики всегда логичны, хотя все их построения возводятся на ложном фундаменте. Не хватало единственной нити, которая могла прояснить смысл. Опыт натуралиста тоже не помог Бартону. Животные не организуют саботажа. И птицы не загрязняют своих гнезд.

После того, как Мелисса покинула их, Сью дала волю нетерпению.

— Я хочу помочь, — сказала она, на сей раз вслух. — Должен быть путь.

— Но его нет. Ты же сама говорила, что тут потребуются весьма специфичные навыки. Ты — биолог. У тебя реакция похуже, чем у меня, и если бы ты оказалась одна, то мое внимание было бы отвлечено. А мне нужно сосредоточиться.

— Так ты их убьешь?

— Конечно, я убью их. Хорошо, что их только трое, как сказала Мелисса. Она не лгала; я мог бы засвидетельствовать.

— О, она честна, — согласилась Сью. — Но она определенно что-то скрывает.

Бартон пожал плечами.

— Это неважно. Чего это требует, так это немедленных действий. Я не могу вести долгого расследования. Если я вызову какие-то мысли или вопросы в умах обычных людей, параноики заинтересуются. Я должен уничтожить этих мерзавцев прежде, чем распространится инфекция. Болди-параноиков, которые присоединились бы к подобному движению, если бы они могли владеть секретным диапазоном.

— Так что же мне делать?

— Это неважно, — сказал Бартон, — сейчас. Ты свое дело сделала. Теперь моя очередь.

Они оба поднялись. На улице он оставил ее, многозначительно пожав ей руку. Вокруг них в ярком свете крутилась небрежная вечерняя жизнь городка — символ всеобщей сложной системы проверки и баланса, которая удерживала цивилизацию единой. Цивилизацию, которая терпела Болди и, пускай не очень охотно, но давала им шанс обрести свое спасение. Они оба думали об одном и том же: как легко эта привычная толчея может превратиться в жаждущую крови стаю. Так уже случалось прежде, когда Болди были в диковинку, и эта опасность все еще тлела.

И Бартон пошел один, неся в себе молчаливый приказ расы — сделать то, к чему он готовился с самого своего рождения. Важна была раса, а не отдельная личность. Его вертолет был уже готов, и он вылетел в Галилео на побережье Атлантики, все еще думая о том, что ему нужно сделать. Он настолько погрузился в собственные мысли, что только автопилот спасал его от столкновений с другими вертолетами. Но наконец на горизонте замерцали огни города ученых.

Галилео, как и большинство научных центров, был крупнее большинства поселений. Ученые — народ мирный, и ни одному научному центру не грозило уничтожение. В знаменитой своими энергетическими станциями Ниагаре народу жило побольше, но Галилео превосходил ее по площади. Из опасности некоторых экспериментов город раскинулся на много миль, чем здорово отличался от обычно плотных компактных поселений Америки.

Поэтому здесь был и наземный транспорт, столь непривычный в других местах. Бартон направился к коттеджу Дэнхема — в этой индивидуалистической, хотя и взаимозависимой культуре, конечно, не было многоквартирных домов — и удачно застал его дома. Дэнхем был мягким круглолицым Болди, чьи парики с каждым годом становились все более седыми, а нынешний был и вовсе белым. Он тепло приветствовал Бартона, но только вслух, потому что на улице были люди, а Болди были тактичны в проявлении своей силы.

— Дэйв! Я не знал, что ты вернулся. Как Африка?