"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 8 (1967-68 г.)

– Кто это? - сразу сел тот, шаря руками. - Какого дьяв… - Он спросонья щурился на неловко встающих с пола Валентину и Митю.

Девушка поднялась первой. Волосы у нее растрепались, лицо было испуганным.

– Н-на м-меня напали, - запинаясь, сказала Валентина. - Там какой-то… Вот он! - вдруг вскрикнула она, показывая на освещенный солнцем прямоугольник входа.

Папин увидел, как в хижину осторожно просунулась голова удивительного создания. Его длинные усы метнулись в стороны, вверх, потом коснулись стены и наконец наткнулись на голые пятки все еще безмятежно спавшего Гриши Вахнина. Не просыпаясь, Гриша ритмично задергал ногами. И в такт его движениям усы то отдергивались, то снова щекотали пятки. Существо прилежно изучало незнакомый объект.

Папин схватил ботинок и запустил в непрошеного гостя. Ботинок скользнул по выпуклой спине усача и с грохотом ударил в канистру с водой, стоявшую в углу. Существо попятилось и с неожиданной быстротой бросилось наутек. А Вахнин так и не проснулся, лишь поджал под себя ноги.

Волков, Папин и Валентина выскочили из хижины одновременно. Усача нигде не было видно, он бесследно исчез.

– Где ты только откопала это страшилище? - насмешливо спросил Митя.

Валентина все еще не могла прийти в себя. Она видела усача не более минуты. Что это? Сон? Все трое растерянно смотрели друг на друга. Митя досадливо крякнул и открыл было рот, чтобы сделать какое-то язвительное замечание. Но Валентина схватила его за руку.

– Т-с-с! Слушайте!

В утренней тишине явственно запел английский рожок. Звук пришел откуда-то издалека, из-за пальмовой рощи, и, постепенно слабея, замер.

– Это что, тот самый?… - недоверчиво покосился на девушку Папин.

Валентина медленно провела ладонями по лицу, затрясла головой, словно стряхивая с себя наваждение.

– Я и сама теперь не пойму. Сначала рожок я услышала во сне.

– Так что же это все-таки было? - Митя машинально вытащил из кармана красивую раковинку и подул в нее, пытаясь воспроизвести услышанный звук рожка. Но у него не получилось. Он спрятал раковинку и сказал:

– По-моему, это неудавшийся гибрид черепахи и кокосового краба.

– Такое сочетание против всех законов природы,- внушительным басом уронил Панин.

Волков ухмыльнулся:

– А какие именно законы ты имеешь в виду?

Папин промолчал. Он был по специальности механик, в зоологии разбирался слабо, а потому счел за благо не вступать в дискуссию. Это его, молчаливого, серьезного парня лет двадцати трех, в институте звали Букой - за мрачный вид и неразговорчивость.

– До чего же странное создание, - вслух размышляла Валентина. - По виду это насекомое. Но такое крупное?!

– Я успел заметить четыре фасеточных глаза на темени и два огромных боковых. То есть, я хочу сказать, по бокам головы.

– А усы-то у него какие, четверть метра!

Папин для убедительности развел руками.

– Да разве в этом дело! - с досадой сказала Валентина. Она не могла простить себе первого испуга при встрече с необычным насекомым. Настоящий энтомолог ни за что не упустил бы его.

…Жмурясь от яркого утреннего солнца и потягиваясь, из хижины вышел Гриша Вахнин. Вдали, у домика станции, он увидел своих товарищей. Они стояли кружком и, жестикулируя, о чем-то возбужденно спорили.

– Что вы там не поделили? - весело крикнул Гриша. Ему никто не ответил. Он подошел ближе и снова повторил вопрос. Валентина коротко объяснила.

– Вот так да, - Гриша по привычке почесал затылок. - Интересный случай. Прямо-таки уникальный. Впрочем, это по вашей части. Разбирайтесь сами. Пойдем-ка, Витя, к «Кашалоту». Еще раз попробуем заварить трещины.

Вахнин и Папин спустились к берегу лагуны. Там, словно выброшенная на песок огромная рыба, лежал их «Кашалот», иначе ЭГВ-1. Экспериментальный глубоководный аппарат. Формой и размерами он напоминал небольшого кита. Передняя прозрачная стенка - «лоб» «Кашалота» - была одной из обзорных сфер рубки управления. Здесь же размещалась и крохотная лаборатория.

Гриша очень гордился своим детищем. Ведь это он сконструировал «Кашалот» и теперь, с болью глядя на израненное судно, опять и опять мысленно возвращался к событиям двухмесячной давности - к тому злосчастному дню, когда «Кашалот» попал в ураган.

Солохин не любил крабов. Ни в сметане, ни в собственном соку, ни тем более живых. Крабы внушали ему отвращение. А тут, на атолле, их было предостаточно. Да не морских, а кокосовых - противных жирных тварей пурпурно-синего цвета. С наступлением темноты они вылезали из своих щелей и расползались во все стороны. Их громадные клешни стучали по крыльцу домика, по крыше, царапали кору пальм. Выведенный из себя, Солохин выскакивал на крыльцо и палил из двустволки в темноту. Потом слушал, как удирали напуганные десятиногие.

Он был недоволен не только крабами. Его вообще тяготила жизнь на пустынном атолле, вдали от привычных удобств. По натуре он не был землепроходцем или мореплавателем. Поэтому, когда очередная антарктическая экспедиция высадила его во главе группы научных сотрудников на рифы Марии-Терезии для изучения фауны Южного океана, он пытался увильнуть от «робинзонады». Пока спешно монтировали домик станции и выгружали приборы, имущество, продовольствие, Солохин настойчиво предлагал вместо себя другие кандидатуры. Но академик Зуев, руководитель антарктической, не любил менять своих решений, и Солохину пришлось покориться. Оставив группу, дизель-электроход «Ангара» поплыл дальше, к морю Беллинсгаузена. При возвращении на родину он должен был забрать исследователей.

Солохин нисколько не поступился своими привычками даже здесь, на пустынном острове. В первые же дни «робинзонады» он вывесил на дверях крохотной комнатки станции - своего «кабинета» - график докладов о выполнении плана и расписание производственных совещаний.

Первой докладывала Валентина - об экспериментах, начатых еще в институте и продолженных здесь. Вот уже второй час она сидела перед Солохиным и со злостью разглядывала его аккуратную лысину. «Сколько можно читать пять страничек из школьной тетради». А Солохин будто заснул над заключительными фразами отчета. Наконец он перевернул последнюю страницу, придавил ее ладонью, вздохнул и вкрадчиво спросил:

– Это ваше собственное мнение?

– Что вы имеете в виду? - насторожилась девушка.

– Отнюдь не узелковые письмена инков. Ваши выводы по работе.

– Не понимаю, - холодно сказала Валентина, и ее серо-голубые глаза позеленели - верный признак нарастающего гнева. Но внешне Валентина оставалась спокойной. Недаром Митя Волков прозвал ее тихой, выдержанной злючкой.