Андрей Богданов - В нужное время в нужном месте

Не добежав каких-то двух шагов, Афанасий поскользнулся на предательской кучке навоза и, выронив кол, со всего разбега врезался в оборотня, подставив чудовищу беззащитную шею…

– Но я не растерялся, – вспоминал в палате Психиатрической академии дед. – Сразу схватил его за яйца и стал что есть мочи выворачивать. А он, скотина, взвыл и вцепился зубищами мне прямо в шею…

Увидев, как трагично разворачиваются события, прадед не растерялся и, подбежав поближе, что есть сил шандарахнул оборотня прикладом по голове.

…На рассвете у нашего дома собралась вся деревня. Староста и еще несколько мужиков осматривали место происшествия и слушали рассказ прадеда. Мой несчастный дедуля с перевязанной шеей лежал без сознания в доме. Труп пришлого дурачка с размозженным затылком лежал в конюшне. Целые и невредимые лошади стояли рядом, молча смотрели на труп и уныло жевали овес.

– Темная история, – подвел итог староста. – То, что вы деревню от оборотня спасли, – за это вашему семейству низкий полон от общества. Мы этой твари сейчас осиновый кол в грудину вколотим и утопим где-нибудь на болоте.

Но то, что оборотень Афанасия укусить успел – это плохо. Афанасий… Он ведь теперь тоже в оборотня превратиться может. Народ опасается. Но точно сказать, будет ли Афанасий оборотнем, мы, однако, сейчас не можем.

Потому сделаем так. Посадим Афанасия посреди деревни на железную цепь. Корм обеспечим. Днем и ночью рядом с ним кто-нибудь с осиновым колом стоять будет. Ежели Афанасий в зверя превращаться начнет – караульный тотчас и проткнет его.

Никто из вашей семьи все это время не должен подходить к Афанасию. Чтобы, значит, караульному не мешать. Вдруг Афанасий в зверя превращаться начнет, а вы пожалеете – кровь-то родная, своя. И отпихнете караульного, не дадите ему вашего сына колом пронзить… А ежели со временем выяснится, что Афанасий от оборотня не заразился, отпустим его.

– А сколько времени ждать? – мрачно спросил прадед.

Староста почесал бороду, что-то в уме прикинул.

– Тридцать дней. Думаю, к этому сроку все и прояснится.

Посреди деревни вкопали толстенный столб. Прикрепили к нему цепь. Подняли моего деда с постели. И оттащили на карантин.

И все тридцать дней сидел он на цепи. Руки-ноги скованы. К шее цепь добрые люди приковывать не стали, пожалели, рана там была от укуса. Одежду выделили, чтобы только срам прикрыть. Ночами уже начало ощутимо холодать. Но все просьбы узника о более теплой амуниции отклонялись: мол, когда звериная шерсть полезет, ее под одеждой не видно будет. Кормили так себе. Но все время норовили кусок сырого мяса подбросить: для проверки – не озверел ли? Под отхожее место ямку рядом со столбом вырыли.

И все тридцать дней рядом находился караульный, готовый в любое мгновение проткнуть деда осиновым колом. И все тридцать дней вокруг прогуливался народ и любопытствовал: не проткнули еще?

И все тридцать дней отец и мать молили Святую Анастасию, чтобы уберегла сына.

И вот прошло указанное старостой время. Все обошлось, не превратился Афанасий в зверя. Кузнец расковал цепь.

– Ну и сволочи же вы тут все, – плюнул Афанасий и побрел домой.

Дома в баньке пропарился, поел, спать завалился. Спал сутки. А проснувшись, обнял отца и мать, обнял сестер и братьев. Обнял и сказал:

– Пойду я отсюда. Я долго думал и решил на Землю двинуть. Там, говорят, про оборотней да вампиров все знают. А мы тут на Руси только сказки про них слышали. Только и можем, что людей на цепи держать… Короче, я про эту нечисть все выясню и вернусь обратно. По науке их тут истреблять буду.

Как сказал, так и сделал. Ушел.

И только через тридцать лет он вернулся в родную деревню. Где про него уж и забыли вовсе.

Но он все и всех прекрасно помнил.

Родительский дом встретил его забитыми ставнями и покосившимися воротами, скрипевшими на ветру. Во дворе – запустение и разруха. Афанасий предполагал нечто подобное, поэтому особо не удивился. Зайдя к соседям, выяснил, что отец с матерью умерли около десяти лет назад, что братья и сестры разъехались кто куда.

– А ты здесь, что ли, останешься? – недоверчиво спросили соседи.

– Да, здесь, – коротко ответил дед.

О том, где побывал и что делал эти тридцать лет, он почти никому ничего не рассказывал. Известно лишь, что мечту свою он осуществил, побывал-таки на Земле. И за годы скитаний по чужой планете выяснил все, что только можно выяснить о грамотной борьбе со всякого рода нечистью.

– У меня были хорошие учителя, я был хорошим учеником, – частенько говаривал он моей теще.

…Вернувшись на Русь, дед женился на милой девушке. У них родился мальчик – мой будущий отец. Но безоблачная семейная жизнь оказалась чересчур тяжелым испытанием для кипучей натуры профессионального истребителя нечисти. Через пять лет он попросил у жены прощения и вернулся в свою деревню, откуда ушел 14-летним подростком.

Багаж его был невелик. Кроме предметов первой необходимости, одежды, двух дюжин книг, трех десятков хороших репродукций Сальвадора Дали, Рериха, Ван Гога и Гюстава Доре, этюдника, акварельных красок, карандашей, кистей и бумаги, дед привез в деревню обрез двустволки и немецкий автомат. В специальном сундуке он хранил порох, капсюли, пыжи, гильзы, автоматные патроны, оружейное масло…

Была у него и небольшая шкатулочка, а в ней – четыре килограмма серебряной картечи.

Деревня за три десятка лет изменилась, но не особо.

Поэтому дед без труда отыскал дом бывшего старосты.

Старик оказался жив. Хоть в последнее время и пил без продыху. Вот и сейчас, покачиваясь, сидел на веранде в обнимку с литровой бутылью самогона. Встрече с Афанасием бывший староста обрадовался.

– Эх ты, а! Явился таки… Мы ужо и не ждали… Думали, ушел – и с концами. В дальние края за птицей счастья… Давай-ка вот лучше помянем твоих папку да мамку… Хорошие были люди. Не то, что сейчас… Понаехали отовсюду, продыху нет.

Вылили, закусили.

– И много приезжих? – поинтересовался дед.

– Дык, почитай, треть дворов…

– А откуда?

– Дык, почитай, со всей Земли прут. Нешто я запоминать буду? Давай лучше выпьем…

Выпили, закусили.

– А оборотни или вампиры среди приезжих есть? – как бы невзначай поинтересовался дед.

– Эх, Афанасий! Тут в деревне все давно уже изменились… Раньше-то уважали, в ножки кланялись… Фридрих Палыч то, Фридрих Палыч се… А щас даже и не здороваются. Всю кровь, заразы, высосали… Чужие стали… Правду говорю – нелюди.

Дед поднялся.