Александр ЩЁГОЛЕВ - ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН

    – Что вы творите?! – завизжал профессор.

    Жалобно скуля, псина поползла обратно к хозяину. Привык побеждать, тупая башка? Привык ломать слабых? Отвыкай. А хозяин уже бежал прочь с воплем:

    – Помогите!

    Кто же вас услышит в такое время и в таком месте, профессор? Белые ночи только-только начались, светло и пусто. Мертвый дворик, стиснутый равнодушными стенами. Ночь с пятницы на субботу. Кто же вам поможет?

    Двумя прыжками я догнал его, свалил на песок и стреножил при помощи собачьего поводка, торчавшего у него из кармана.

    – Что вам нужно? – выл он, пока я работал. Но лишь достав специально взятый из дому диктофон, лишь включив пленку на запись, я открыл врагу свой голос.

    – Вы знакомы с госпожой Барской? – спросил я.

    – Вас подослал ее муж? – сразу сориентировался он. – Подождите, здесь явное недоразумение!

    И я понял, что выбрал верную мишень. И покатился допрос: вопрос-ответ, вопрос-ответ…

    Я вынул из гинеколога правду. Бывают ситуации, когда методы не важны – важна сама правда. Эта ситуация называется войной.

    Нужные мне ответы были получены, а враг, прошептав напоследок: «Не делайте этого», – лишился чувств… Он потерял сознание! Он ушел на темную сторону своей Реальности, став для меня недосягаемым.

    Это был знак. Оказывается, Высшее милосердие распространяется даже на таких недолюдей. И тогда я обнял его петушиную шею цепочкой моих нунчак. «Признай всё, как добро, и обретешь Добро», – прочитал я вместо отходной молитвы цитату из Во Го, довершил начатое и удалился, оставив орудие казни на трупе – как клеймо мастера…

   Следующий урок

Я должен не дышать, иначе я совру

   4. Коан о строгом учителе, пощадившем бабочку

   – Ваш муж тут давеча клялся, что полностью доверяет жене.

   – Спасибо, я в этом не сомневаюсь.

   – Сказать, почему доверяет?

   – Вы можете говорить все, что пожелаете, хоть стихи читать, хоть рэп. Кстати, что у вас с голосом?

   – Голоса у меня нет и больше не будет. Такое бывает, когда концы отдаешь.

   – Вах! Я и забыла.

   – Ваш муж доверяет жене только потому, что проверяет каждый ее шаг. Как в поговорке.

   – Я женщина восточная, ваших поговорок не знаю…

   Прекрасна, как богиня. Возлежит на ковре в своем углу. Мечет молнии, одна из которых вдруг попадает в меня. Я пытаюсь встать с кресла, я встаю, но силуэт женщины раздваивается. Облепивший меня рой «мушек» вспыхивает, сгорая… Темнота обрушивается, как бетонная плита.

   А потом я вижу прекрасное женское лицо – над собой.

   – Всем по местам! – хриплю я, отталкиваясь от ковра рукой. – Учитель еще не подох!

   Лицо улетает в сторону.

   Я понимаю, что лежу. Лежал. Обморок длился секунду, не больше, и все же… Финал близок. Это очевидно.

   – Вы так странно дышите, – озабоченно говорит Идея Шакировна. – Все это время, не только сейчас. Вам действительно плохо?

   Если противник увидел ваше дыхание – вы проиграли, таков закон единоборств…

   – Я почти мертв, – говорю я равнодушно (равнодушно ли?). – Вчера, в перерыве торжественного мероприятия, где мы якобы случайно встретились, ваш супруг отравил меня. И то, что он до сих пор боится сознаться в этом, сути дела не меняет.

   Лицо богини непроницаемо. Мы смотрим на Щюрика. Тот стоит, закрыв глаза, и еле заметно покачивается.

   – Все это к тому, – продолжаю я, – что вам пора понять свое положение. Любой взбрык, и я с чистой совестью положу вас всех. И даже убегать после этого не стану. Лягу здесь же, в компании с остывающими телами, и дождусь неизбежного.

   Чтобы снова не грохнуться, я держусь за дверной косяк. Стою, согнувшись в поясе. Пустой желудок тяжел, как гиря. Пустой кишечник вот-вот лопнет от натуги. Мочевой пузырь тоже вроде бы не заполнен, однако помочиться хочется дико, и нечем, черт возьми, сколько я не пытался! Что это: дизурия, анурия? А-а, плевать…

   – Какие страшные вещи вы говорите, – откликается женщина после некоторого размышления. – Чем вы отравлены?

   – Сначала думал – вытяжкой из бледной поганки или даже чистыми аманитотоксинами. Но теперь ясно, что это, скорее всего, ботулический токсин.

   – Ботулизм?! Димочка, я наблюдаю за вами вот уже минут двадцать, и мне, как медику, кажется, что вы ошибаетесь. Все-таки я долгое время в инфекционном отделении проработала. Я могла бы вас осмотреть, с вашего разрешения… Но не буду, не буду спорить. Хотя, между нами, ботулизм – это нечеловечески страшная симптоматика… Неужели вы всерьез допускаете, что квалификации этого человека, – показывает она на мужа, – достаточно для таких сложных манипуляций с патогенной фауной и флорой? Он же экономист по образованию!.. Вы не позволите взглянуть в ваши зрачки?

   И спазмы отпускают меня. Нелепость ее вопросов приносит желанное облегчение. Я распрямляюсь. Азарт вскипает во мне, как уха в чане рыбака.

   Азарт мы изымаем при помощи марли. Добавляем честь воина и снова кипятим. Добавляем благородный кураж, вливаем полстакана крепчайшей мудрости и поджигаем. Вся муть, поднявшаяся со дна, вспыхивает и сгорает. «Тройная» уха готова. Чистый продукт. Совершенство.

   – Начало второго урока, – объявляю я. – Идея Шакировна, вы готовы?

   – К чему?

   – К усвоению нового материала. Слишком уж много вы, как медик, не знаете о своем «экономисте». Меня осматривать, большое спасибо, не надо. Давайте-ка лучше мы вместе убедимся, КАК он вам доверяет.

   Подзываю женщину и раскручиваю на ее глазах телефонную трубку.

   – Видите штучку? – вынимаю я крохотную микросхему. – Думаете, деталь от телефона? Проверьте – все работает и без нее. Это закладка, Идея Шакировна. «Жучок».

   – В каком смысле? – теряется она.

   – Подслушивающее устройство. Господин Барский имел странное хобби – прослушивать собственный телефон. А также всю квартиру целиком. Думаю, если порыться немного, можно найти похожие штучки и в других местах – на кухне, в столовой, в детской, и уж конечно – в спальне… Будем рыться?

   – Не надо.

   Она с интересом поглядывает на Щюрика.

   – Как вы думаете, зачем он устроил эту студию звукозаписи?

   – Я у него потом спрошу.

   – Так он вам и признался! Мне, вон, два часа признаться не может. Я сделаю это за него.