Станислав Лем - Ананке

Странное дело, подумал Пиркс, насколько иначе выглядят давно известные факты, если рассматривать их в новом аспекте, с использованием медицинской терминологии… Используя отмычки, которые дает психиатрия, можно заглянуть в такие глубины! Человеческая личность предстает очищенной, сконденсированной, сведенной к жалкой горсточке рефлексов, от которых никуда не деться. Мысль, что можно быть врачом и вот так рассматривать человека, даже с целью помочь ему, показалась Пирксу чудовищной. В то же время дымка шутовства, обволакивающая воспоминания о Корнелиусе, исчезла. И в этом новом, неожиданном видении не оставалось месте для грубоватого школярского или казарменного юмора. Ничего смешного в Корнелиусе не было.

Работа в Синтрониксе. Вроде бы идеальное место: затруднять, требовать, усложнять — до предела выносливости. Появилась наконец возможность освободиться от внутреннего принуждения. Непосвященным казалось — все великолепно: старый космический волк, опытнейший навигатор передает накопленные знания автоматам. Чего уж лучше? А они были для него рабами, и он уже не сдерживал себя — ведь они же не люди. Сошедший с конвейера электронный мозг похож на новорожденного: так же способен ко всему и так же ничего не умеет.

Обучаться — это значит специализироваться и одновременно все дальше и дальше уходить от первичной дифференцированности. На испытательном стенде компьютер играет роль мозга, а тренажер — тела. Мозг, подключенный к телу, — вот верная аналогия.

Мозг должен ориентироваться в состоянии и готовности каждой мышцы, и точно так же компьютер должен знать состояние всех систем ракеты. Он посылает по электрическим каналам тысячи вопросов, словно бросает одновременно множество мячиков во все закоулки стального гиганта, и из полученных ответов составляет картину ракеты и окружения. И вот в эту налаженную систему вмешивается человек, панически боящийся неожиданного и пытающийся предотвратить его надуманными ритуалами. Тренажер становится орудием принуждения, воплощением страхов, родившихся в больном сознании человека. Наверно, со стороны все это выглядело достойным всяческой похвалы рвением. А как он, должно быть, старался! Принятую систему обучения он, несомненно, счел недостаточно надежной. Чем тяжелее положение ракеты, тем скорее надо получать информацию. И Корнелиус решает, что скорость обследования агрегатов должна соответствовать важности маневра. А поскольку посадка наиболее важный… Изменил ли он программу? Ни на йоту, как не изменяет рекомендациям «Руководства по вождению автомобилей» тот, кто проверяет двигатель не раз в сутки, а каждый час. Так что программа не смогла оказать ему сопротивления. Он ведь действовал в направлении, где у нее не было предусмотрено защиты, поскольку ничего подобного не могло прийти в голову ни одному программисту. Отдавал ли он себе отчет в том, что заражает машину психозом? Вероятней всего, нет; он ведь был практик, в теории ориентировался слабо. Воплощение неуверенности — таким он остался и в роли наставника машин. Если испытуемый компьютер не соответствовал его требованиям, он отправлял его в технический отдел. Он подвергал компьютеры невозможным перегрузкам — они же не могли пожаловаться. Это были новые модели, по принципу действия схожие с машинами для игры в шахматы. Электронный шахматист побьет любого человека при условии, что его педагогом не окажется какой-нибудь Корнелиус. Компьютер предвидит на два-три хода вперед, но, если он попытается предвидеть на десять ходов, бесчисленное множество вариантов парализует его: количество их возрастает в геометрической прогрессии. Для предвидения десяти возможных ходов не хватит быстродействия и в триллион операций в секунду. Такой шахматист покажет свою неспособность при первой же игре. На космическом корабле сразу это было незаметно: наблюдать можно только то, что происходит на входе и на выходе, а не в недрах электронного мозга. Внутри нарастала беспорядочная толчея, внешне же все шло нормально — до поры. И такие вот компьютеры, затренированные, приученные к фиктивным, невероятным задачам, управляли стотысячниками. У каждого из них был ананкастический синдром: повторение операций по нескольку раз, усложнение элементарных действий, маниакальность, стремление к ритуальности, желание все предусмотреть. Естественно, они унаследовали не болезнь, а структуру свойственных ей реакций, и, как это ни парадоксально, одной из причин их гибели стало то, что они были усовершенствованные модели, с увеличенным объемом памяти, и смогли так долго проработать, невзирая на перегруженность каналов информацией. При посадке на Агатодемон последняя капля переполнила чашу; возможно, ею был первый удар бури, потребовавший мгновенной реакции, однако компьютер, подавившийся лавиной информации, которую сам же и вызвал, уже ничем не мог управлять. Он перестал существовать как механизм, действующий в реальном времени, не успевал моделировать действительные происшествия, так как тонул в миражах… Ракета шла на сближение с огромной массой — планетой, и программа запрещала компьютеру прерывать начатый маневр, хотя продолжать его он уже не мог. Тогда он вообразил, что планета — это метеор, лежащий на встречном курсе, поскольку тут была последняя лазейка, единственная возможность, которую допускала программа. Людям объяснить этого он не мог, потому что не был человеком и мыслил совсем иначе. Он до конца вычислял, высчитывал возможности: столкновение — вероятность гибели сто процентов, бегство — девяносто девять с чем-то, вот он и выбрал бегство: аварийный старт!

Выглядит все это логично, но доказательств-то никаких! Такого ни разу не было. Кто может подтвердить его предположения? Естественно, психиатр, который обследовал Корнелиуса и помог или, может, только разрешил ему заняться этой работой. Однако существует врачебная тайна, и психиатр ничего не скажет. Заставить говорить его можно лишь по решению суда. А «Арес» через шесть суток…

Остается Корнелиус. Интересно, догадывается ли он? Понимает ли — уже после того, что произошло? Пиркс попытался поставить себя на место старика и представить, что он думает. Но это оказалось невозможным, как невозможно дотронуться до человека, стоящего за стеклянной стеной. Если у Корнелиуса и появятся какие-нибудь подозрения, он постарается задушить их в самом зародыше. Будет гнать от себя — это уж точно…

Конечно, все раскроется — после следующей катастрофы. А если в придачу «Анабис» сядет без происшествий, элементарный здравый смысл подскажет, что виноваты компьютеры Корнелиуса, и направит подозрения на него. Начнут копаться и по ниточке доберутся до клубка…