Александр Казанцев - Коэффициент любви, или Тайна нуля
И пусть в первый миг комок всегда подступал у него к горлу и чуть кружилась голова, как при взгляде в пропасть, все равно ощущение это было неповторимо и волшебно!
Земной шар, который Вязов только что видел через иллюминатор, теперь, ничем не отгороженный, поражал своей величиной и «компактностью». Его можно было окинуть взглядом от одного выпуклого, освещенного солнцем, края до другого, затененного, не поворачивая для осмотра горизонта головы, как там, внизу, на его поверхности.
И походил бы этот земной шар на гигантский глобус, правда, без линий широт и меридианов, если бы пятна материков и морей не выглядели бы такими, «неглобусными», неземными, чужеродными. Местами эти пятна закручивались «спиральными туманностями» или разрывались проемами, через которые проглядывали настоящие земные континенты и океаны. Облачный покров, окутавший наполовину затененную голубоватую планету, напоминал полупрозрачное одеяние, в которое стыдливо рядилась прекрасная Земля.
Преодолев первые волнующие ощущения свободного полета среди «пристальных, немигающих» звезд рядом с ослепительным косматым солнцем, Вязов сосредоточил свое внимание на космическом теле, до которого ему предстояло добраться.
Причудливый обломок — каприз неведомого взрыва — издали (без электронного бинокля) походил на диковинное животное морских глубин с головной частью или туловищем, за которым тянулся прозрачный шлейф, казавшийся уже не серебристым, а золотистым из-за просвечивающих через него звезд.
— А космическая Вероника, распустив свои волосы, оказалась рыженькой, — передал командиру через шлемофон Вязов.
— Ладно тебе рыженькими бредить. А я вот гляжу в иллюминатор, и он обрывком бумаги, от листа оторванным, мне представляется. Откуда только газовый хвост у него, как у кометы, взялся?
— Попробуем прочитать, что на этой космической бумажке написано, — пообещал Вязов и включил реактивный двигатель.
Скафандр чуть вздрогнул, но космонавт не ощутил бы движения, если б Дикий спутник не стал заметно увеличиваться в размерах, надвигаясь на него.
— Как заарканишь нашу вуалехвостку, — слышался в шлеме Вязова голос Бережного, — линь понадежней закрепи.
— Не беспокойтесь, командир. Крючки зацеплю под самые жабры.
— Не сорвалась бы!
— Так я ее не просто крючком поддену, а морским узлом линь завяжу. Еще одним взрывом не оторвешь.
— Валяй, валяй! И пощупай там, разберись, прав ли был Сергей Петрович Божич, не зря ли сомневался мистер Джон Бигбю!
— Мне поднырнуть под «луну» придется. С той стороны, может быть, что и увижу, кроме гладкой стенки, как с этой.
— То, что стенка гладкая, тоже дорогого стоит. Но поторапливайся. Не только время, но и спутник Дикий летит прямо на наш звездолет.
— Есть! Вижу подходящее местечко. Выступ, а подле него выбоина, словно из нее кусок вышибли.
— Ты там не фантазируй! Вышибли! Я посмотрю, как ты «пробу» вышибешь. Ангелы небесные здесь с кувалдами, что ли, летают!
— Так я вроде ангела, если не с кувалдой, то с электроэрозийным резаком. Сейчас под стенку нырну.
— Ну, ныряй, ныряй, ангел небесный!
Вязов проплыл под космической громадиной и оказался с другой ее стороны. Не освещенная солнцем, она казалась совершенно темной. В вакууме ведь нет рассеянного света. Непроглядно черное и яркое соседствуют рядом. И Вязов ничего не мог рассмотреть с внутренней (да, именно с внутренней!) стороны стенки, которая все-таки была отчетливо вогнутой, в то время как с освещенной стороны — выпуклой!
Но никаких желанных деталей искусственного сооружения на темной части обломка Вязов рассмотреть не мог. Впрочем, они могли здесь и не быть! Кто знает, какую роль выполняла эта часть гипотетического звездолета, если верить, что осколок принадлежал ему?
Требовалось скорее закрепить линь и еще успеть взять «пробу».
Легкое прикосновение крюка вызвало, к удивлению Вязова, брызнувший сноп искр. Но едва он включил электроэрозийный резак, случилось нечто невероятное, как бы из-за электрического замыкания. Дикий спутник содрогнулся, тряхнув скафандр Вязова. Затененная часть обломка ярко осветилась пламенем, вырвавшимся из скрытых в нем дюз.
Вязов с замиранием сердца понял, что невольно включил дремавшие сотню лет реактивные двигатели (скорее всего рулевые) погибшего чужепланетного звездолета.
— Эй, Никита! Ты что, с ума сошел? Зачем запустил двигатель своего скафандра? Ты понимаешь, что делаешь? Прешь прямо на модуль звездолета!
— Это не мой двигатель, — доложил Вязов, — заработали неведомо отчего инопланетные двигатели, ожил обломок звездолета.
— Эх, растяпа! Удружил! Теперь никакой буксир не поможет. С Земли уже тревогу бьют, им все видно. Да и сам я вижу — столкновения не избежать! Тоже «спасатели»! — гремел в шлеме Вязова гневный голос Бережного.
— Отсюда их не выключить, — имея в виду заработавшие двигатели, доложил Вязов.
— Сам понимаю. Нестерова помнишь?
— Летчика? Еще бы!
— Иду, как он, на таран. Держись, Никита!
Вязов сразу все понял, вспомнив о Нестерове, первом русском авиаторе, совершившем мертвую петлю, а во время войны 1914 года — первый в мире таран, стоивший ему жизни.
И спустя полтора столетия, когда неведомый осколок вдруг ожил в космосе и ринулся на модуль звездолета, Бережной не задумался. Крюк линя еще не был закреплен — обломок чужепланетного корабля уже не отдернуть. Осталось только пойти на первый в мире космический таран, как пошел на первый воздушный таран Нестеров, русский голубоглазый летчик, любитель музыки и поэзии, страстно увлеченный авиацией, которую обогатил несколькими своими проектами и небывалыми, никому еще не известными приемами высшего пилотажа.
Бережной тоже был голубоглазым, правда, не таким молодым, как Нестеров, в своей летной жизни на Земле он испытал немало сверхновых самолетов и взлетолетов, проявляя отвагу и риск в сочетании с техническим расчетом и содружеством с конструкторами. Перейдя в космос, он оставил следы и на Луне, и на Марсе, отыскав там действовавшие когда-то автоматические станции земных предков.
Теперь он не задумался, кто полетит вместо него спасать пропавший звездолет. Он вообще не думал о ком-нибудь, кто остался на Земле. Он думал о всех на ней живущих и чувствовал только свой Долг, который для него был выше всего на свете.
Одетый в скафандр, чтобы по закону космоса прийти на помощь вышедшему в открытый космос товарищу, Бережной видел в передний иллюминатор, как надвигается на него Дикий спутник. Он двигался вбок, словно старался уклониться от грозившего ему удара.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});