Александр Казанцев - Тайна Нуля (Журнальный вариант)
Однако профессор Хьюш не мог так просто отказаться от своего возмущения, вызванного пренебрежением к нему как к руководителю радиообсерватории только из-за того, что он всегда был чужд псевдонаучных сенсаций.
— Я понимаю вас, — сказал, сдерживая себя, мистер Хьюш, — но не откажите в любезности пояснить, почему мне не удалось при каждодневном просмотре записей автоматов увидеть якобы принятые вами сигналы?
— О, это очень просто, па! Вы всегда оставались в своем собственном времени.
— В каком же еще времени прикажете мне оставаться? — заворчал мистер Хьюш.
— Я имею в виду, что сигналы с населенных миров могут приходить из другого масштаба времени.
— Из другого масштаба времени? Вы что? Воскрешаете теорию всеми забытого Эйнштейна?
— В самом деле, — ответила Мэри, все так же невинно глядя на отца, — почему бы не допустить, что во Вселенной могут существовать миры, движущиеся относительно нас с субсветовыми скоростями? В этом случае посланные от них сигналы будут приняты у нас необыкновенно растянутыми.
— И чтобы их распознать, вы делали ускоренную перезапись радиосигналов?
— Вы совершенно правы, па. Ведь я ваша ученица, как и ученица миссис Белл тоже, — добавила она, глядя в сторону матери.
— Разумеется, разумеется, вы дочь и ученица своих родителей. Значит, чрезвычайно замедленные радиосигналы проходили мимо моего внимания?
— Не только вашего, па, но и мимо внимания всех радиоастрономов мира, по преимуществу, как мне кажется, мужчин.
— Конечно, мужчины среди них преобладали, в отличие от нашей радиообсерватории, где я в меньшинстве, — недовольно согласился мистер Хьюш.
— Ускоренные перезаписи принятых нашим радиотелескопом сигналов дали удивительную картину. Вы сами увидите ее сейчас.
Семья ученых в полном составе направилась по крытой галерее к радиотелескопу.
Аппаратная меньше всего напоминала обычную обсерваторию с куполом и гигантским телескопом, у окуляра которого астрономы, познающие Вселенную, проводили бессонные ночи.
Радиотелескоп работал при любой погоде, и сигналы с него записывались в этом зале, напоминавшем автоматическую диспетчерскую какого-нибудь завода или энергостанции.
При первом же взгляде на запись с повторяющимися всплесками радиосигналов профессор Хьюш закричал:
— Вот-вот! Так я и знал! Вот отчего появился библейский миф о том, что женщина создана из ребра мужчины!
— Вы получили в таинственном радиопослании из космоса разъяснение по этому поводу, уважаемый профессор Хьюш? — не без иронии спросила его супруга.
— Если хотите, то именно так! — торжественно заявил мистер Хьюш.
— Хотелось бы их выслушать.
— А разве самим вам, двум женщинам, непонятно, что здесь сделано все наполовину, как и вообще свойственно женской половине?
— Половине чего? — голос миссис Белл, утратив прежние кроткие интонации, лучше всего говорил о том, что она вряд ли оценила по достоинству каламбур супруга.
— Половине человечества, — нашелся мистер Хьюш. — Я имею в виду, дорогие мои леди, что работа сделана наполовину потому, что перезапись надо ускорить вдвое.
— Зачем? — удивилась Мэри. — И этой скорости, которой так трудно добиться в наших условиях, вполне достаточно, чтобы по одному виду сигналов судить о том, что их автор, несомненно, разумное существо.
— Этого мало, почтенные леди. Мало, ибо запись пока сделана не в звуковом диапазоне, а надо, чтобы она зазвучала, как голос из космоса.
— Голос из космоса? — обрадовалась Мэри. — О, па, я недаром всегда хотела походить на вас! Ведь это вызовет еще большую сенсацию. Какой же у них голос, какой?
— О, это нам предстоит услышать, и очень скоро. У меня есть свои соображения относительно того, как это сделать, — уже деловым тоном заявил профессор.
Обе женщины с нескрываемым восхищением смотрели на него.
Возможно, это был тот редкий случай, когда в их семейном и научном споре последнее слово осталось за ним.
ГОЛОС ИЗ КОСМОСА
Когда Надю выписали из «приюта спокойствия» и она приехала домой, мать встретила ее на крыльце. Наталья Витальевна молча обняла повисшую у нее на шее дочь.
— Ну хватит, хватит, — она гладила вздрагивающую от рыданий Надю. — Вернулась живой — это главное.
— Мамочка, милая! Я больше никогда, никогда не буду!
— Никогда? — сквозь выступившие слезы спросила Наталья Витальевна с горечью. — Трудно поверить. Разве что поумнеешь и поймешь, что твоя жизнь принадлежит не только тебе, но и деду, и маме твоей, которая папу уже утратила, а за деда трясется… Кстати, дед твой велел передать, что в наказание ты должна его где-то там в парке найти для разговора без свидетелей.
— Мамочка! Я ведь знаю, ты добрая-предобрая, а строгостью только прикрываешься… для виду. Я тебя поцелую и побегу, а Звездочка с Константином Петровичем пусть цветочки дедушкины польют! Или просто подышат их ароматом.
— Беги уж! Мы тут как-нибудь до обеда управимся. Обед я заказала на всех, скоро привезут.
Надя побежала в парк привычной дорогой. За усадьбой к пруду уходила аллея огромных, каждое со своей оградкой, деревьев. Конечно, здесь, на заветной скамеечке, и сидел, опершись подбородком о палку, ее дед с самой мягкой душой на свете!
— Дедушка! Вот я вас и нашла!
— А я и не прятался. Но велел тебе сюда прийти, чтобы поблагодарить.
— Меня? За что? Я думала, отругать…
— Ругать — это особо. А благодарить за коэффициент масс, введя который в формулу, ты показала, что подкоренная величина превращается в единицу и нет никакой относительности с нелепыми постулатами. Спасибо тебе.
— Это вам так Бурунов рассказал?
— Да, Константин Петрович, причем с восхищением! Говорит, ты тайну нуля открыла: не пустота он вовсе, а следствие реальных действий. Ретроспекция.
— Ну и ну! — покачала головой Надя. — Значит, он вам только про сомножитель сказал?
— Разве еще что-нибудь было?
— Было! И в этом самая главная тайна! Я назвала отношение масс «коэффициентом любви»…
— Как? Как назвала?
— «Коэффициентом любви», потому что ради своего чувства к Никите хотела с помощью этого коэффициента доказать, что звездолет исчезнет в другом масштабе времени и Никита ко мне не вернется, а потому не должен улетать.
— Вот так «коэффициент любви», с позволения сказать! — воскликнул, ударяя себя по колену, академик. — Да он у тебя «коэффициентом разлуки» стал!
— Почему «коэффициентом разлуки»? — почти сквозь слезы спросила Надя.
— Да потому что ты же сама и показала, как, будучи сомножителем подкоренной величины, он допускает любую сверхсветовую скорость движения, при этом отношение скоростей все равно умножается на нуль, и весь корень превращается в единицу. И это лишь ускорит отлет спасательного звездолета и станет еще одним доказательством моей безусловной правоты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});