Андрей Столяров - Боги Осенью

Алиса, впрочем, находила такой порядок вполне естественным.

– Люди действительно отличаются друг от друга, - слегка поднимая брови, говорила она. - Один пашет землю, другой сражается за него, рискуя жизнью. И очевидно, что тот, кто рискует жизнью, должен иметь больше прав. Это логично и не требует никаких дополнительных объяснений. Кстати, никому не возбраняется стать воином, - добавляла она. - Нужно только взять в руки меч и доказать, что ты способен сражаться. Но ведь большинство людей вовсе не хочет совершать подвиги. Они хотят жить спокойно и чтобы их никто не тревожил. И пусть живут, и пусть подчиняются тем, благодаря кому они только и могут спокойно жить. Тем, кто платит жизнью за свое высокое положение.

И наоборот ей казалось диким, что в том мире, где она сделала временную остановку, и Эйнштейн и последний задрипанный алкоголик обладают, хотя бы в теории, равными политическими правами. Один человек - один голос. Демократия представлялась ей верхом нелепости.

– Править должны умные, - говорила она. - Править должны только смелые и образованные. За кого проголосует крестьянин, всю жизнь ковыряющийся в земле? Да за того же крестьянина, кругозор которого ограничен полем пшеницы. И тогда - что? Весь мир превратится в деревню?

– А кто будет определять, что он - умный? - иронически спрашивал я.

– Другие умные, - терпеливо, как ребенку, разъясняла Алиса. - Если он достоин, они без разговоров примут его к себе. Здесь препятствий нет. Он станет одним из них.

Что-то в её словах было.

Но меня все же коробило, что при Геррике, например, она становилась совсем другой - отчужденной, почти незнакомой, холодно-высокомерной, настоящей миледи, осознающей высоту своего положения, для которой простолюдин - это где-то там, в самом низу.

Вот - оборотная сторона разделения людей на касты.

Меня это просто бесило.

И я давал себе слово, что потом, оставшись с Алисой наедине, буду вести себя точно также сдержанно и высокомерно. Покажу, что и у простолюдина, если уж они меня таковым считают, тоже есть чувство собственного достоинства. Что бы они там о простых людях ни думали. Я старался быть хмурым и отворачивался, когда она ко мне обращалась. Я старался, чтобы она также наталкивалась на некий барьер между нами. Однако при всех усилиях удавалось мне это плохо. Стоило Алисе, дурачась, чмокнуть меня в щеку, стоило ей прильнуть и провести по спине ладонями, стоило ей по-женски, снизу вверх, заглянуть мне в глаза, как вся моя тщательно накопленная обида мгновенно улетучивалась.

Долго сердиться на неё я не мог.

Это были действительно всего лишь досадные мелочи. И хотя отношения между людьми складываются по большей части именно из мелочей, мы ещё были на той стадии отношений, когда разногласия легко стираются поцелуями.

Алиса моей хмурости как бы не замечала.

И только однажды она вспыхнула не на шутку. Я, не помню уже по какому случаю, спросил из-за чего, собственно, разгорелся весь этот сыр-бор, почему лорд Тенто преследует их и почему они вынуждены скрываться здесь, на Земле? И Алиса неохотно ответила, что разрезана Синяя Лента.

– Не понял, - озадаченно сказал я.

Тогда Алиса объяснила мне, что Синяя Лента - это знак Дома Герриков. Цвет наследственного владения земель Алломара. На Синей Ленте висела Капля Росы, которая, сверкнув с неба, вдохнула жизнь в первого лорда Геррика. С тех пор, уже четыреста лет, каждый лорд Дома Герриков целует её, вступая во владение Алломаром.

Я все равно не понял.

– Это что - такая материя?

– Сам ты - материя, - презрительно сказала Алиса. - Синяя Лента соткана из волокон семи Тайных Трав. Только великий Орразио знал, где растут эти Травы. И только он, работая двадцать лет, мог соткать подобную Ленту. Сейчас секрет Семи Трав утерян.

Тогда я, кажется, понял.

– О, господи!.. - невольно сказал я. - Разрезали Синюю Ленту! Что за чушь? Да сшейте её обратно, в конце концов! Господи, ну вы просто - как дети! Сколько человек погибло в этой бессмысленной бойне?

Я помню, как Алиса гордо выпрямилась при этих словах. И у неё даже подбородок задрался вверх, как у Геррика.

– То, что ты называешь бессмысленной бойней длится уже больше тридцати лет. Мой отец и моя мать погибли во время первого вторжения Тенто на Алломар. Я потеряла замок, в котором выросла, я потеряла луга, на которых играла в детстве. Я потеряла свое сиреневое озеро Натайико!..

Она кричала, больше уже не сдерживаясь.

– И все из-за какой-то Синей Ленты, - небрежно напомнил я.

– Не из-за Синей Ленты, черт бы тебя побрал, а из-за чести!.. сверкнула глазами Алиса. Простолюдину, видимо, не понять, что такое честь!.. Не из-за прибыли же воевать, как вы! Не из-за таможенных пошлин, не из-за выгодных торговых путей!..

Она замолчала, и видно было, как страстный гнев борется в ней со сдержанностью.

– За такое у нас вызывают на поединок, - через некоторое время сказал она. - Или навечно, официально прокляв, изгоняют из Дома. Я прощаю тебя, потому что ты не имеешь должного происхождения. Ты не жил в Алломаре...

– Спасибо, - иронически сказал я.

– А что касается воинов, погибших за Алломар, то сражаться они пошли исключительно добровольно. Никто не может заставить человека жертвовать своей жизнью, если он сам того не желает. Любой воин в любую минуту может отказаться от выполнения почетного долга. Ему достаточно вернуть свой меч лорду Геррику...

– И что тогда? - ехидно, как мне казалось, спросил я.

– Тогда - ничего, - не менее ехидно парировала Алиса. - Во всяком случае, ничего из того, о чем ты, вероятно, подумал. Ни смертной казни, ни ссылки, ни даже общественного порицания. Такой человек просто перестает быть воином, вот и все.

– И что, кто-нибудь отказывался? - спросил я.

– До сих пор - нет! - пальцы скомкали простыню, которой она спереди прикрывалась. - Нет, и я надеюсь, что никогда не будет. Потому что среди воинов Алломара нет трусов, - заключила она.

Откинулась на подушку и в гневе раздула ноздри.

В глазах была - синева.

Вот так мы с нею поговорили.

8

Переубедить я её даже не пробовал. Я интуитивно догадывался, что это невозможно, и ни к чему хорошему не приведет. При малейшем намеке на злополучную Синюю Ленту (в подтексте - на ничтожность причин жестокой многолетней войны) Алиса просто ощеривалась, как зверек. Разговаривать на эту тему спокойно было нельзя. Все, что я сделал, это однажды подсунул ей Библию, Новый Завет.

Алиса перелистала книгу и очень мило наморщила точеный носик.

– С какой стати я должна прощать своих врагов? Враг от этого не перестает быть врагом. Зато друг вполне может перестать быть другом...