Владимир Обручев - Плутония. Земля Санникова. Библиотека фантастики в 24 томах. Том 3

Ледяной поток, то есть ледник, спускавшийся по долине южного склона хребта, имел до одного километра в ширину и с обеих сторон был окаймлен довольно крутыми темными скалистыми откосами, чередовавшимися с более пологими склонами, глубоко покрытыми снегом. Первые были усыпаны крупными и мелкими обломками базальта[5] и кое-где, в защищенных местах, представляли миниатюрные лужайки с полярной растительностью. Каштанов по дороге осматривал утесы, а Громеко собирал растения. Для Папочкина поживы почти не было; за целый день он набрал только несколько насекомых — полумертвых на снегу или живых на лужайках.

Густые тучи, скрывавшие небо, плыли так низко, что почти задевали за головы путешественников, которые двигались словно по широкому, но очень низкому коридору с белым расщелившимся полом, черными стенами и серым потолком. Везде, где уклон дна долины становился круче, более или менее ровная поверхность льда превращалась в ледопад, разбитый многочисленными трещинами и представлявший часто хаос ледяных глыб, по которым приходилось перетаскивать парты; люди и собаки выбивались из сил и за день проходили всего километров десять такого пути. Погода оставалась пасмурной. Южный ветер нес низкие тучи, скрывавшие гребни отрогов; их черные склоны окаймляли неровную поверхность ледника, по которой пробирались с большими затруднениями парты экспедиции. В худших местах приходилось разгружать их и переносить багаж на руках. Наконец к вечеру третьего дня выбрались на перевал, который достигал почти полутора тысяч метров над уровнем моря и представлял собой снежную равнину. Погода становилась пасмурной, гребень хребта был сплошь покрыт серыми тучами, мчавшимися на север, и экспедиция двигалась все время в легком тумане, скрывавшем окрестности уже в сотне шагов от зрителя.

Все были очень раздосадованы этим обстоятельством, потому что при хорошей погоде вид с поверхности хребта был бы обширный и позволил бы набросать карту значительной части Земли Нансена.

На перевале устроили второй склад, в котором оставили коллекции, собранные геологом на отрогах южного склона. Добыча зоолога за все время ограничилась шкурой и черепом мускусного быка;[6] небольшое стадо этих животных попалось экспедиции перед перевалом.

БЕСКОНЕЧНЫЙ СПУСК

Северный склон хребта имел совершенно другой характер: это была бесконечная снежная равнина, полого опускавшаяся к северу, и собаки легко тащили нарты вниз по уклону. Но погода ухудшилась; упорный южный ветер нес густые тучи, которые клубились почти по поверхности снега, совершенно скрывая даль; часто разражалась метель, и только потому, что ветер был попутный, а мороз не превышал 10–15 градусов, путешественники могли продолжать движение без особых затруднений. Трещины попадались довольно часто, но все были узкие, так что переходили их без затруднения. Но из-за метели пришлось идти очень осторожно, так как свежий снег часто совершенно скрывал эти ловушки. К концу дня вьюга бушевала с такой силой, что установка юрты потребовала больших усилий.

На следующее утро юрта оказалась занесенной снегом до крыши. И Боровой, вставший раньше других для метеорологических наблюдений, открыв дверь, уткнулся головой в сугроб. Пришлось прокапывать себе выход. Выбравшись наружу, путешественники увидели, что все нарты и собаки исчезли, — вокруг юрты возвышались только большие сугробы. Но нетрудно было догадаться, что вещи и животные просто засыпаны снегом, так как о похищении первых и бегстве вторых в этой снежной пустыне нечего было и думать. Всем пришлось заняться раскопками.

Услышав голоса людей, собаки начали сами прокапываться из-под сугробов, чтобы скорее получить утреннюю порцию еды. Было интересно видеть, как то тут, то там поверхность снега начинала подниматься бугром, через который наконец прорывалась черная, белая или пятнистая косматая голова, издававшая радостный визг.

На бесконечной равнине свежевыпавший снег лежал нетолстым слоем, не более полуметра, и накопился сугробами только вокруг препятствий — юрты, нарт и собак. Так как он падал при сильном ветре, то был довольно плотным, и лыжники не очень погружались в него, но нарты и собаки вязли. Приходилось часто меняться местами, так как передовой нарте, прокладывавшей дорожку для остальных, доставалась самая трудная работа, и собаки, тащившие ее, скоро уставали. Эти перемены в связи с рыхлостью снега не позволяли двигаться быстро; поэтому, несмотря на то что ветер ослабел, метель прекратилась, путь шел под гору по ровному склону и трещины были совершенно забиты снегом, за день успели пройти только двадцать два километра и остановились в пятидесяти пяти километрах от перевала. Здесь был устроен третий склад.

Ночью метель возобновилась с прежней силой, и утром пришлось опять выкапываться, хотя из менее глубоких сугробов. Теперь уже слой свежего снега на равнине достигал почти метра, и движение сделалось более затруднительным; поэтому, пройдя за день всего пятнадцать километров, все так устали, что остановились на ночлег раньше обычного времени.

Местность и погода сохраняли свое удручающее однообразие.

Вечером метель прекратилась, и сквозь тучи, по-прежнему стлавшиеся почти по поверхности бесконечной снежной равнины, по временам показывалось солнце, низко повисшее над горизонтом. Картина, которая представилась глазам наблюдателей, была совершенно фантастическая: белоснежная равнина, клубы и клочья быстро ползущих по ее поверхности серых туч, беспрерывно меняющих свои очертания; столбы крутящихся в воздухе мелких снежинок и то тут, то там, в этой бело-серой мутной и движущейся мгле, ярко-розовые отблески от лучей прорывавшегося солнца, которое то появлялось в виде красного шара, то исчезало за серой завесой. Наши путешественники после ужина долго любовались этой картиной, пока усталость не загнала их в юрту и в спальные мешки.

На третий день спуска барометры показали, что местность находится уже на уровне моря, а уклон равнины на север все еще продолжался.

Когда Боровой, записав показания барометра, сообщил об этом своим спутникам, Макшеев воскликнул:

— Что же это? Мы уже съехали с хребта Русского, не встретив ни одного ледопада, ни одной трещины!

— Более удивительно, — заметил Каштанов, — что здесь должен быть берег моря, а следовательно, конец огромного ледяного поля, которое спускается по северному склону этого хребта и, по нашему измерению, имеет семьдесят километров в длину. Здесь, подобно тому, что мы знаем об окраине антарктического материка, должен быть высокий обрыв, ледяная стена в сотню метров высоты, а у ее подножия — открытое море или хотя бы поля торосов, полыньи и среди них отдельные айсберги. Ледник ведь двигается, напирает на морской лед.