Артем Гай - Дверь с той стороны (Сборник фантастических рассказов)

— Теперь включите свет.

Желтые квадраты электричества словно вспугнули мир. За окном зашуршало, задвигалось, завозилось, потом захрустело, удаляясь, и наконец панически затрещало у реки ломаемыми стеблями слоновой травы. В наступившую затем душную тишину ночи просочились и стали нарастать, крепнуть, будто оживая, звуки джунглей. Африканская ночь привычно тявкала, вопила, визжала, верещала и ухала.

— Надо трогаться, — устало сказал Оноре, подходя к окну. — Так, они утащили его. Молодцы. Значит, обученные…

— Ваня! Ва-ня… — негромко звали из темноты.

Овечкин бросился к окну.

— Саня, ты?

— Я, Ванечка, я. Откройте мне, — просил Саня с револьвером мсье Альбино в руках.

— Ну, вот, — говорил сухо Оноре. — У нас есть, может быть, даже сутки. Собирайтесь, ребята. Чем скорее мы тронемся в путь, тем он будет безопаснее.

Саня ориентировался быстро, несмотря на свою кажущуюся медлительность.

— Ваш «лендровер» в порядке?

— Да.

— Тогда на «пикапе» и «лендровере»?.. — Саня быстро ушел. Шьен внимательно и брезгливо обнюхивал темные влажные пятна на полу. Время от времени поднимал голову к хозяину и одобрительно качал хвостом. Овечкин, потрясенный, все стоял столбом. Этот первый в его жизни труп, тяжесть которого он еще ощущал своими мышцами, был в самом-то деле или нет?..

— Ну, вот, — снова заговорил Оноре. — Едем все же вместе. Дорогами Африки мы с вами пройдем вместе до конца, Жан. — Рыжая шевелюра потными лохмами закрывала его лицо, свисала над глазами, но он не убирал волос.

— И куда вы?.. — судорожно сглотнул Овечкин.

Оноре усмехнулся, по-своему криво и грустно. Ах, как бы хотел Овечкин забрать его с собой! Его и его собаку, эти два одиноких несчастных существа, к которым вдруг испытал жгучую жалость.

На вселенских ветрах

Вашингтон. Вечер

— То есть как исчез?!

— Русский в своем посольстве, агента убили, а француз исчез.

— Та-ак… Думаю, ваша карьера, Мак, завершена.

— Он никуда не денется от нас, Гарри. Мы плотно обложили его.

— Ту женщину вы нашли хотя бы?

— Она, оказывается, покончила с собой. Давно. Ему никуда не деться, Гарри. Мы перекрыли ему все выходы!

— Да, Мак, и себе тоже. — Гарри усмехнулся. — Боюсь, как бы и мне не оказаться в одной компании с вами и вашими всемирными скорпионами.

Москва. 10 утра

— Кто такой Овечкин? Проверили? Это не африканская жара на него действует?

— Нет, товарищ генерал. Высококвалифицированный инженер…

— Вы что, в строительное ведомство его рекомендуете?

— Никак нет. Овечкин спокойный, уравновешенный, разумный человек, вполне достойный доверия.

— А сама вакцина — реальность?

— Мнения экспертов разошлись.

— Понятно. — Генерал побарабанил пальцами по столу. — Но покушения, трупы — это хотя бы реальность?

— Да, товарищ генерал. Это несомненно.

— Срочно займитесь этим Овечкиным. Его, наверное, нужно вывозить оттуда. Здесь и поговорим.

Париж. Вечер

— Вы читали, комиссар? Оказывается, убили еще одного приятеля мадам Мирей. Кажется, мсье Луи. И все из-за какого-то лекарства от радиации! Или это выдумки журналистов, как вы думаете?.. Мир сошел с ума! Вакцина — путь к господству! Опять… Да это же просто наследники бандита Гитлера! Еще кофе?

— С удовольствием.

— Ну, подумать только, комиссар: что такое эта вакцина? Что такое даже выжившие люди на мертвой нашей планете! Без коровушек, без пшенички, деревьев и цветов… Они просто сумасшедшие, эти политики и военные!

— Успокойтесь, мадам, прошу вас. Вот я, знаете, не читаю газет. От этого чтения начинаешь чувствовать себя совершенным болваном.

— У вас интересная работа, господин комиссар, а тут — одиночество, скучная вещь. Да и как подумаешь, куда мы катимся…

— Э-э, мадам, мир всегда куда-нибудь катится, на то он и круглый. А вот одиночество — бич нашего времени. И чем суматошнее, быстрее оно будет, тем сильнее станет одиночество людей. Надо бы притормозить… Знаете, мне не так одиноко только у вас, мадам. — Он накрыл своей ладонью ее руку на столе. — Простите…

— Ну что вы, мсье! Я так рада, когда вы приходите…

Африка. Обеденный перерыв

— Вкусные лепешки, да?

— Все вкусно, Гран Ма, но не хватает мне голенастенького шефа Овэ, смеется Пти Ма.

— Гм… — добродушно гыкает Гран Ма, уплетая лепешки из маниоки.

— Он очень был хороший, — неожиданно грустно, совсем на нее не похоже, говорит Пти Ма.

— Эй, маленькая! Я уже почти набрал денег на жену.

— О, ты опять здесь? Меня надо покупать с этой большой машиной, ты учел ее?..

СССР. Ленинград. Клинский пер. 13, Ивану Овечкину

Милый мой Жан!

Так уж получилось в моей несуразной жизни, что, кроме тебя, некому высказать необходимые мне слова. Даже Шьена отравили. Не подумай, что я раскис. Напротив — принял самое важное в своей жизни решение. Не хочу каяться, сожалеть. Подвожу итоги. Я понял: нельзя усложнять этот мир, в котором маньяки способны на все, а нормальные люди не властны над ними. Я решил уйти вместе со своим изобретением, со своей вакциной. Могут сказать, что это варварство — унести в могилу секрет лекарства, столь важного в атомный век. Но ты не должен так сказать, Жан. Прикинь, к чему приводили паллиативные методы лечения человеческих болезней, суть которых — насилие? Никаких паллиативов! Эти болезни нужно лечить только радикально! Лучше пусть их боятся. Разумный страх всегда был для людей наилучшим стимулом.

Ты прав. Жан: мы только люди, и от того, какие мы сами, зависит наш мир. Ни изобретения, ни технический прогресс не сделают его лучше. Только мы сами! Я прожил довольно долгую и бесполезную жизнь, но теперь ничего уже нельзя изменить. Бизнесмены войны не оставят меня в покое. У меня нет выхода. Но все же я оказался сообразительным: да, каков человек, таков и мир, в котором он живет. И неважно, что это микромир даже в масштабах Земли. Ведь нет и Вселенной без микромиров! Не так ли, милый мой де Бреби?..

Я уверен, что ты понял меня и одобрил. С этой верой мне легче. Все, что случилось с нами в африканской глуши, возможно, на роковой черте человечества, убедило меня, что в какой-то момент, под воздействием каких-то причин любой микромир может расшириться неожиданно по всем космическим законам. И нам, людям, неведомо, чей это будет мир.