Юрий Никитин - Земля наша велика и обильна...

Он же организовывал охрану из рабочих завода «Динамо» вокруг клуба имени Чкалова, когда там читал лекции знаменитый Бегун. Охрану не против милиции, а против бойцовских групп тех националистов, что всегда в России чувствовали себя куда большими хозяевами, чем русские.

– Слава России! – провозгласил он с подъемом.

– России слава, – отозвался я автоматически. – Садитесь, Иван Данилович. Что новенького?.. Я ожидал вас только завтра.

Он отмахнулся, сел в кресло напротив, затрещало под богатырским весом, прогнулось. Андыбин поерзал, умащиваясь, глубоко посаженные глаза смотрят с симпатией и сочувствием.

– Я самолетом, – сообщил он. – С пересадкой. Военные летчики подбросили.

– Не сложно было?

– У России две беды, – сказал он так же буднично, – а остальное – «временные трудности». Переживем.

– Да-да, – ответил я. – Нация, что ест макароны с хлебом, – непобедима.

Он раскрыл папку, толстые пальцы выудили один-единственный листок, но, к сожалению, весь испещренный цифрами и формулами. Я вздохнул, Андыбин же, не заметив или не обратив внимания, заговорил с подъемом:

– Знаешь, Борис Борисович, я тут порылся на досуге, неприятные вещи открыл… Хоть мы и привыкли к русской зиме, еще и посмеивались над нежными французами да немцами, что в наших снегах накрылись, мол, слабаки, но на самом деле это у них норма, а у нас – черт знает что!

Я кивнул.

– Верно. Там, где раки только зимуют, мы живем круглый год.

Он сказал, приободренный:

– У нас не только зима – черт-те что, но и лето!.. Вся Россия в самой жесткой зоне климата. Среднеянварская температура в Москве – минус десять градусов, а это на восемь градусов холоднее, чем в Хельсинки и Стокгольме – столицах самых северных стран Европы, представляешь? В Вашингтоне среднеянварская – плюс один, а про всякие парижи и лондоны вообще молчу, там пять градусов тепла, такое даже зимой называть совестно!

Я снова кивнул, хоть и не понимаю, зачем мне это, но все же лучше, чем бороться с писсуарами или помогать пьяному попу отбирать дом у предпринимателя.

– В России, – продолжал он с энтузиазмом, – на восьмидесяти процентах территории плюсовая температура удерживается чуть больше двух месяцев! Понятно, что из-за климата у нас во много раз больше тратится топлива, а сколько на одежду, обувь, шапки, которых в странах Европы вообще не знают? Стены приходится строить толще, дороги ремонтировать чаще, замерзающая на асфальте вода быстро все рушит. Я уж молчу, что сельское хозяйство неконкурентно из-за короткого лета.

Он посмотрел на меня в поисках поддержки, я обронил:

– Да, хреново.

– Вот-вот. Потому наши отрасли хозяйства неконкурентоспособны! Во слово какое длинное, но выговорил! Надо бы гнать иностранные слова, а то язык сломаешь… Неконкурентны… тьфу!.. тем, кто в Австралии, Южной Америке, молчу про Юго-Восточную Азию. Капитал туда убегает даже из России! На беду, квалифицированная… тьфу, еще одно чужое слово! Нет чтобы сказать просто «чернорабочие»… так вот эта белая рабочая сила тоже бежит из России, как крысы с тонущего корабля. А чернущщая… ну, в том же Китае хватает и чернорабочих. Все равно будет дешевле там.

Я кивнул, соглашаясь, убегание капиталов из России началось еще в начале девятнадцатого века, когда начали строить железные дороги и подключились к международной сети банков. Вывоз капиталов уже тогда достиг катастрофических размеров, не хватило средств на перевооружение армии и флота, а это привело Россию к поражению в Крымской, а затем в Русско-японской войне.

– Что-то слишком уж мрачно, – заметил я. – Как же другие на Западе живут?

– Да так и живут, – ответил он, погромыхивая голосом. – Возьми Канаду. Рядом богатейшие Штаты, Канада должна просто цвести, ведь соседи запросто могут вкладывать миллиарды и осваивать эту территорию… Ни хрена!.. В Канаде ненамного холоднее, чем на юге Украины, однако там пусто, как на Луне. Меньше, чем ноль и две десятых на квадратный километр! Это пустыня. Настоящая пустыня.

Он умолк на миг, но я и сам видел, к чему клонит. В перспективе Россия в ближайшие десять-пятнадцать лет превратится в безлюдное, заросшее лесом пространство, в какое превратилась Канада. Да, наиболее квалифицированная часть русских спешно покидает Россию, а остальные, лишившись естественных вожаков, спиваются, опускают руки. Сами по себе ничего не стоят, им обязательно нужны рядом сильные, умелые, на которых надо равняться.

– Как тебе такие выкладки? – спросил он.

– Лучше бы они были неправильные, – ответил я с досадой.

Он оживился.

– Считаешь, все верно?

– Если и не все, – ответил я хмуро, – то многое. Хреново нам придется, Иван Данилович. Вот о чем надо думать, а нас тут пытаются всякой мелочовкой нагрузить. Чтобы мы, слоны, занимались мышиной возней. Как будто партия русских националистов – это вроде кружка по ловле бабочек.

Он кивнул, но довольное выражение медленно сползало с широкого лица.

– Да, это так, но ты молодец!

– В чем?

– А не даешь партии сползать в мелочовку. Я же вижу, как многие просто не понимают… Однако, с другой стороны, что мы можем? Климат в России уж точно не изменим.

Я с сочувствием смотрел в его честное открытое лицо.

– Разве что политический климат, – сказал я.

Он спросил с надеждой в голосе:

– Ты над этим думаешь?

– Да кто над этим не думает, – ответил я. – Но почему-то самые большие думатели устроились парикмахерами да таксистами, а не членами правительства. Наверное, таксистами интереснее, как считаешь?

Его губы чуть раздвинулись в очень скупой усмешке.

– Но я в тебя верю, Борис Борисович. У тебя светлая голова. Ты не дашь утопить в текучке ни себя, ни нашу партию. Но я к тебе еще зашел и по одному деликатному делу…

Я не поверил глазам: он застеснялся, даже глаза потупил, бумага зашуршала в огромных ладонях, сложил вчетверо и сунул в широкий карман.

– Что-то случилось?

– Правнук родился, – сообщил он со сдержанной гордостью. – Первый! Семья настаивает, отметить жаждут… Словом, просят вас, Борис Борисович, поприсутствовать. Мы заказали три столика в ресторане. От нас недалеко, да и отсюда рукой подать. Ну, почти… После работы можно заехать, наши будут уже там. Посидим часок, моя семья потом всю жизнь будет хвастаться, что на крестинах правнука был сам профессор Зброяр, он же лидер партии РНИ! Это для нас великая честь, Борис Борисович.

Я смотрел в его честное открытое лицо, похожее на гранитную глыбу, иссеченную всеми ветрами, как южными, так и северными, вспомнил, как многие из моего университетского окружения прилагают титанические усилия, чтобы не попасться мне навстречу, не оказаться рядом, чтобы не дай бог кто-то не увидел нас беседующими, из-за чего репутация такого человека покатится под гору, а то и вовсе рухнет, как выпавший из самолета слон…