Анатолий Ромов - В чужих не стрелять

— Очень похоже, уход Ермилова с завода был умело подстроен.

— Не Глебовым же?

— Нет. Человеком или людьми, действовавшими против Глебова.

— Но это в нашу пользу.

— В нашу, но толку для нас пока в этом нет. Убежден также: после того, как Ермилов ушел с завода, с ним что-то случилось.

— Его просто-напросто убили.

— Может быть. Но пока мы не найдем хоть отдаленных следов самого Ермилова, показать что-то будет невозможно.

Хржанович застыл, глядя в одну точку, и Пластов спросил:

— Ты что?

— Я о денежном переводе.

— Мысль прекрасная. Конечно, узнай завтра, из какого почтового отделения отправили перевод Ермиловой. Но помни, деньги могли перевести из любой точки. Может быть даже, нарочно из другой, чтобы запутать.

— И все-таки будет хотя бы ориентир, Арсений Дмитриевич. Кажется, мне удалось убедиться: владелец пустыря уже не городские власти.

— Да ну? Кто же новый владелец?

— Не знаю кто, но кто-то другой. Я был сегодня в земельном отделе. Факт покупки установил просто — спросил регистратора впрямую. Он было даже достал документы, даже папку раскрыл, но в последний момент передумал. И все-таки одну вещь я узнал… — Найдя бумагу и карандаш, Хржанович быстро нарисовал что-то, протянул Пластову. Тот вгляделся; на листке были не очень умело изображены зубчатый круг и что-то вроде вил или трезубца.

— Эмблема нового владельца — трезубец на фоне шестеренки. Я увидел ее, когда регистратор раскрывал бумаги — в углу купчей.

— Похоже на знак какой-то промышленной фирмы?

— Похоже.

— Цвет?

— Цвет голубой. Не пытайтесь вспомнить, я проверил по каталогу, ни у одной петербургской фирмы такой эмблемы нет.

13

Утром Субботин встретил его так, будто ждал давно. Проводил в гостиную, сел, в глазах инженера не было прежней приветливости, они смотрели настороженно.

— Слушаю, Арсений Дмитриевич?

Пластову показалось: за вопросом стоит недоумение. Да, конечно, Субботин наверняка знает о его разговоре с Вологдиным и сейчас не может решить, как следует относиться к действиям адвоката.

— Василий Васильевич, буду говорить откровенно. Если, соглашаясь защищать интересы фирмы Глебова, я многого не знал и, говоря образно, бросался в неизвестность, то сейчас знаю многое. Прежде всего теперь я с абсолютной ясностью убежден: имел место поджог. Но поджог, сделанный противниками фирмы Глебова. Поэтому я просил бы объяснить мне без обиняков и с исчерпывающей ясностью: что из себя представлял высокочастотный генератор Вологдина?

Субботин сказал тихо:

— Я знаю, что вы были у Вологдина и говорили с ним. Не пойму только одного: зачем вам это? Зачем вам знать о сгоревшем генераторе?

— Объясню. Затем, что с первых же минут, как я согласился вести это дело, меня взяли за горло. Затем, что никто не хочет сказать мне правду об этом генераторе, в том числе владелец завода Глебов и даже сам Вологдин. Затем, что меня уже пытались убить.

— Убить?

— Да, убить. Затем, что за мной непрерывно следят. Затем, наконец, что вчера мне прислали предупреждение. — Пластов достал и положил перед Субботиным записку. — Вот, полюбуйтесь.

Субботин взял записку, прочел, усмехнулся, вернул Пластову.

— Кто это вам прислал?

— Понятия не имею. Я нашел эту записку вчера вечером в своем почтовом ящике.

Инженер хрустнул пальцами.

— Что ж, попробую объяснить, как вы выразились, без обиняков и с исчерпывающей ясностью, что представлял собой высокочастотный генератор Вологдина. Впрочем, может быть, даже еще представляет. Если говорить откровенно, то и пожар завода, и ваша защита, и даже полтора миллиона страховки — все это ничто по сравнению с пропавшим генератором. Попросту ничто. Впрочем, чтобы объяснить… — Повернулся. — Вы знаете предысторию возникновения генератора?

— В какой-то степени. Как объяснил Вологдин, генератор был заказан Морским ведомством?

— Сказать так, значит, ничего не сказать. Морским ведомством… Хорошо, объяснять так объяснять. Есть такое выражение, чисто политическое, б о р ь б а ф л о т о в, надеюсь, вы его слышали?

— Приходилось.

— Наверняка приходилось, если вы читаете газеты. Выражение ходкое, на самом же деле — с трудом поддается расшифровке. В нескольких словах его не объяснишь, это вопрос глобальной политики.

— По-моему, это выражение пустили в ход англичане?

— Англичане, обладающие пока самым сильным флотом, только кричат. Трубят на весь мир о непомерно растущей силе германского флота. Германского, потому что немцы — их соседи. Немцы другие — вдохновленные адмиралом фон Тирпицем, они, сжав зубы, молча пытаются догнать англичан. Бросив на это все силы, строят в Киле и Гамбурге новые дредноуты. Но есть одна тонкость — больше всего немцев волнуют совсем не англичане. Сейчас их волнует другой флот, совсем другой.

— Какой же?

— Наш, русский. Знаете поговорку — «русский силен задним умом»? Так вот, после позора Цусимы Морское ведомство стало спешно закладывать один за другим боевые корабли — линкоры, крейсеры, подлодки. Не знаю уж, кто их подстегивал, но по численности и мощи флота мы скоро не будем уступать не только Германии, но и Англии. Но если англичан рост нашего флота трогает меньше, Россия от них далеко, для немцев мы сейчас просто кость в горле. И волнует их не только рост флота, немцы отлично понимают, в современной морской войне все будет решать не количество боевых единиц, а техническая вооруженность. По-моему, Валентин Петрович объяснил вам, что может дать боевым кораблям его генератор?

— Как я понял, связь на большие расстояния?

— Верно. В современной войне, если она скоро начнется, это будет страшным оружием. Даже представить трудно, каким страшным. А так как изобретенная Поповым радиосвязь еще с девятьсот седьмого года традиционно развита на русских кораблях, радиогенератор позволил бы нашему флоту сразу оторваться от немцев. Обойти Германию на несколько лет вперед, может быть, даже на несколько десятилетий. Вы понимаете теперь, что значил этот заказ — как для нас, так и для немцев?

— Вы хотите сказать…

— Я ничего не хочу сказать. Просто тут не нужно даже думать… Ясно, какую огромную ценность мог представлять такой генератор. Только что изобретенный высокочастотный радиогенератор, уже готовый к действию и отлаженный.

Пластов молчал. Все, что рассказал Субботин, подтверждало сделанные раньше выводы, хотя теперь он понимал: в них вносятся существенные поправки. До разговора с инженером адвокат был убежден — подоплекой событий была конкурентная борьба, в поджоге замешана одна из фирм-соперниц. Теперь же у него почти не было сомнений: дело связано с военным шпионажем. Еще во время объяснений Субботина он вспомнил: трезубец на фоне шестерни. Эмблема, которой нет ни у одной петербургской фирмы. Не нужно быть провидцем, чтобы понимать: подавляющее большинство немецких промышленных фирм снабжает сведениями германскую разведку. Но с другой стороны, если допустить, что пустырь у завода Глебова приобретен одной из таких фирм, да еще за несколько дней до пожара и скрытно, это может нарушить конспирацию…