Елена Хаецкая - Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна

Глава IX

Шли дни, и жаркое лето пронеслось над долиной Эрл. Солнце, еще недавно заходившее далеко на севере, теперь старалось держаться южной стороны. Близилась пора, когда ласточки покидают свои гнезда под крышами, а Лиразель так ни в чем и не разобралась. Она больше не молилась звездам и не обращалась к их отражениям, однако людские обычаи по-прежнему оставались ей непонятны, и принцесса никак не могла взять в толк, почему ее любовь и благодарность ночным светилам должны оставаться невысказанными. Алверик не понимал, что неизбежно настанет время, когда такая простая вещь может развести их полностью и окончательно.

Как-то раз, все еще лелея свою надежду, Алверик повел Лиразель в дом Служителя, чтобы она научилась молиться святыням. Добрый священник с радостью принес и колокольчик, и подсвечник, и бронзового орла, который удерживал на распростертых крыльях священную книгу, и небольшую символическую чашу с ароматной водой, и серебряные колпачки, чтобы гасить свечи. А потом-как уже не раз бывало - Служитель простыми и ясными словами рассказал Лиразели о происхождении, предназначении и сокровенном смысле, заключенном во всех этих предметах, и почему колпачки сделаны из серебра, а чаша из меди, и что означают выгравированные на ней символы. Он объяснял все это Лиразели с подобающим почтением и даже добротой, однако была в его голосе какая-то отчужденность, и принцесса поняла, что Служитель говорит с ней, словно человек, который ходит по надежному морскому берегу, обращаясь к наяде, что беззаботно плещется среди опасных, бушующих волн.

Когда они вернулись в замок, ласточки уже сбились в стаи и, рассевшись рядами на зубчатых бастионах, набирались сил, готовясь лететь в теплые края. После того как Лиразель поклялась чтить святыни Служителя, как чтут их простые жители Эрла, сверяющие свою жизнь по звону его колокола, в душе Алверика снова засияла умершая было надежда на то, что теперь-то все будет хорошо.

Лиразель и в самом деле помнила все, что сказал ей Служитель, на протяжении нескольких дней. Но однажды, возвращаясь в поздний час из детской, она шла к себе в башню мимо высоких окон замка, и взгляд ее ненароком упал на царящий снаружи поздний вечер. Памятуя о том, что ей нельзя молиться звездам, она вызвала в памяти все святыни Служителя и попыталась припомнить, что ей о них говорило. И тогда показалось Лиразели, что ей будет очень трудно поклоняться им как должно, так как она знала: пройдет всего несколько часов, и последние ласточки снимутся с насиженных мест и исчезнут все до одной, а с их отлетом - как это всегда бывало - переменится и ее настроение. Пуще всего боялась Лиразель, что она может позабыть, как поклоняться людским святыням, позабыть, чтобы никогда больше не вспомнить.

Лиразель снова вышла из замка и пошла по лугам туда, где чуть слышно мурлыкал в траве неширокий ручей. Она знала, где лежат в ручье гладкие плоские камни, и теперь вытащила их на берег, старательно отворачиваясь от отраженных водой звезд. Днем эти камни светились со дна красным и серовато-лиловым, а сейчас все они казались темными, но Лиразель все равно разложила их на траве. Их отшлифованная водой поверхность была ей приятна, странным образом напоминая скалы Страны Эльфов.

Один камень в ряду служил ей вместо подсвечника, второй представлял собой колокольчик, третий символизировал святую чашу, и Лиразель решила;

– Если я сумею поклониться этим чудесным камням как должно, значит, смогу молиться святыням Служителя.

Произнеся это вслух, она опустилась на колени перед большими плоскими гальками и стала молиться им так, словно это были христианские святыни.

В это время Алверик, искавший ее в бескрайней ночи и недоумевавший, какая фантазия опять позвала Лиразель, услыхал на лугу ее голос, выпевающий молитвы, с которыми обращаются только к святыням.

Тогда, к своему ужасу, он увидел среди травы четыре плоских камня, которым молилась и кланялась коленопреклоненная Лиразель.

С горечью он заявил ей, что это ничем не лучше, чем самое темное язычество.

На что Лиразель ответила:

– Я учусь поклоняться вещам Служителя.

– Это языческая молитва, - настаивал Алверик.

Надо сказать, что из всех вещей, которых сторонились жители долины Эрл, они пуще всего опасались искусства язычников, о которых не знали ничего, кроме того, что их таинства порочны по своей природе. Алверик тоже говорил о них с гневом, с которым обычно говорили о язычестве жители долины. Его упреки укололи Лиразель в самое сердце, она ведь просто-напросто училась молиться тому, чему поклоняются все люди. Она хотела угодить Алверику, а он даже не захотел ее выслушать!

Алверик, пребывавший в глупой уверенности, будто ни один человек не имеет права быть мягким, когда речь заходит о язычестве, ни за что не хотел говорить ей тех слов, которые обязан был сказать, - слов, которые скрыли бы его гнев и утешили Лиразель. Принцесса в глубокой печали отправилась обратно в башню, а Алверик остался, чтобы разбросать ее камни как можно дальше.

Ласточки улетели, и потянулись унылые дни. Однажды Алверик попытался уговорить Лиразель помолиться святыням Служителя. Но выяснилось, что она уже забыла, как это делается. И тогда он снова завел речь о языческих таинствах.

Как нарочно, тот день выдался солнечным, и тополя с окрашенной багрянцем листвой стояли в золотом убранстве. Лиразель поднялась к себе в башню. Ларец сверкал в лучах утреннего солнца чистым осенним светом, притягивая взгляд. Она открыла ларец, достала оттуда пергамент с руной короля эльфов. Держа его в руках, она прошла высоким сводчатым коридором в соседнюю башню, где находилась детская, и поднялась по ступеням наверх.

Остаток дня Лиразель провела в детской, играя со своим сыном. Но при этом она не выпускала из стиснутых пальцев пергаментного свитка. И хотя порой она придумывала действительно забавные игры, в глазах ее стояло странное спокойствие, которое заставило Жирондерель насторожиться и с недоумением поглядывать на госпожу.

Когда пришел вечер, Лиразель сама уложила сына спать и, прямая, торжественная, села рядом с ним, чтобы рассказать Ориону сказку. Жирондерель, старая и мудрая колдунья, внимательно следила за ней, так как, несмотря на все свои познания, она могла только догадываться, что произойдет, но не могла ничего изменить.

И прежде чем солнце село за холмы, Лиразель поцеловала сына и развернула свиток короля эльфов. Лишь мимолетный приступ раздражения заставил ее достать пергамент из сундучка, в котором он хранился, но раздражение могло пройти, так что Лиразель, возможно, не стала бы разворачивать свиток, не будь он все время у нее в руке. Частью раздражение, частью любопытство, а частью - прихоть заставили ее бросить взгляд на слова, написанные странными угольно-черными буквами.