Сергей Сазонов - Эликсир Любви

- Не надо, - отшатнулся от него Алексей, но Миша не отставал:

- Прости, пожалуйста. Сглупил я. Ну, зачем тебе Тамарка? У тебя и так такая краля.

- Ладно, ладно. Забыто. - Смутился Алексей, подхватив под руку Соню, потащил ее в сторону от неожиданного знакомца.

- А Вы, батенька, ходок, - бросила Соня, - Надо учесть и держаться подальше.

Она высвободила локоть из руки Алексея и, ускорив шаг, направилась к выходу из скверика. Краска еще больше залила лицо Скворцова. Он не видел, но чувствовал, что девушка кривила губки. Иначе и быть не могло. "Смотрите, какие Мы, - в сердцах сплюнул Алексей, - И красавица, и умница, и мораль Нам не чужда. Сама, небось, другим местом у шефа зарабатывает. И не ломается. А передо мной рисуется, боже ты мой! Чтоб не скучала цыпочка, сунул Вениамин Алексеевич ее на контроль. А та и рада. Перед своими надоело выпендриваться - подайте свеженьких. Секретарша липовая"

Алексей не ошибался - Соня на самом деле была секретаршей. Она тоже злилась. На себя. Сорвалась в безобидной ситуации. Наговорила лишнее этому горе-гению с птичьей фамилией. Она где-то читала, что в фашистской Германии, в летних лагерях гитлерюгенда, подросткам предлагалось собственноручно, ножом, убить кролика, которого каждый выращивал все лето. Такая процедура воспитания характера практиковалась у нацистов. Этот недопырок напомнил ей подростка из гитлерюгенда. Плачет над кроликом, которого вынужден прикончить. О чем думал, когда делал из соседей подопытных кроликов. А теперь убивается. У самого судьба гладенькая. Большего горя, чем обида за отнятый старшеклассниками рубль, и не знал. А как самому в жертвах походить? Чтоб попользовали на всю катушку и бросили под забором.

Ей ли не знать? Несколько лет назад, в потоке сверстников, Сонечка Воротова приехала поступать в институт. Юная провинциалка, напуганная рассказами о взятках и блате на вступительных экзаменах, не рискнула подать документы в престижный ВУЗ. Старушка, классная руководительница считала, что Соня достойна учится в университете, но Воротова действовала наверняка и легко сдала экзамены в медицинский. Работа врача казалась ей стабильной и почетной. Дома, соседка этажом выше, заведующая местной поликлиникой, выглядела ухоженной, на работу ездила на служебной машине. Чем не признак благополучия для юной Воротовой.

Как и положено, первого сентября ей вручили новенький студенческий билет. Началась новая жизнь! О, сумасшедший мир большого города! Другой ритм, другие ценности. Тихо дремлющий периферийный городок Сониного детства казался теперь безнадежно далеким. Какая прелесть - обязательная студенческая картошка, с дружной работой и песнями, вечером у костра. А новые друзья! А институт, с его академическими часами, с семинарами и лекциями. Как это разнилось с суетливой средней школой, с обязательными домашними заданиями и ответами у доски. Да и старшекурсники, не чета безусым школярам - солидные, большинство в "фирме". От них уже не дождешься диких воплей и катания друг на друге на переменах. Они не таясь, курят рядом с преподавателями и степенно рассуждают.

Первые курсы Соня снимала квартиру. И не потому, что комнат в студенческом общежитии не хватало - так хотела мама. Она ужас как боялась общаги, её вольности. Маме всюду мерещились страхи. Родившая в тридцать четыре, без мужа, она дрожала над единственной дочкой. О подлости мужчин мама не твердила. Вообще, проблемы отношения полов старательно избегала в разговорах с дочкой. На все вопросы о папе неизменно отвечала: "Он умер". Сейчас Соня понимала, что биологический отец не умирал. Просто маме, если она хотела ребенка, больше нельзя было медлить. Зная маму, она верила, папа был хороший и красивый. Не потому ли Соня выросла похожей на него. Маминого в ней оказалось мало. Мама всегда была и родной, и милой, и для Сони самой красивой, но в толпе не выделялась, ни ростом, ни внешностью.

В старших классах Воротова-младшая еще не числилась в красавицах. Взгляды пацанов тогда больше цеплялись за налитые формы других одноклассниц. По-детски угловатая, голенастая Соня, подобно благородному бутону, не спешила раскрываться. К тому же у подружек имелось преимущество перед ней в виде косметики. Мама была категорически против косметики на молодой коже, и дочка старалась ее не огорчать. Больше занятая учебой, Соня не очень-то переживала от недостатка внимания мальчиков, словно чувствовала, что юным красоткам оставалось еще год-другой будоражить умы одноклассников. За порогом школы прелестниц ждало поспешное замужество, бабий замотанный вид и грузность телес. Что ж, и в природе век первоцвета недолог.

Первые институтские годы дались трудно. Знать бы раньше, что медицина - это сплошная зубрёжка. Грустная школьная геометрия, с её формулами, была проще, поскольку логична от "А" до "Я". А тут, Ubi pus, ebi evacua - вот и вся логика. На старших курсах стало полегче: появилось больше свободного времени. Уцелевшие после жесткого отсева, будущие Эскулапы преобразились из "синюшного вида" в нормальный. Ребята приободрились, девчонки расцвели. На потоке появились парочки. Соня тоже позволила поухаживать за собой однокурснику. Но дальше посиделок в кафе, за мороженым, дело не заходило. Однокурсник казался простоватым, и Соня серьёзно его не воспринимала. И лучше бы оставался он...