Клиффорд Саймак - Мир-кладбище

Глава 8.

Он провел меня по полям, где пригибались к земле колосья и золотились на солнце тыквы; он продемонстрировал мне сад с немногими необобранными еще плодовыми деревьями, готовую к работе коптильню, сарай, в котором хранили всякого рода металлический утиль, курятник, помещение для инструментов, кузницу и амбары; я увидел жирных свиней, которых откармливали лесными желудями на убой; я полюбовался на коров и овец, что паслись на высокой луговой траве; вдосталь загулявшись, мы уселись на верхнюю перекладину шаткой изгороди. - Сколько вы тут живете? - спросил я. - Не лично вы, а люди вообще. Он повернулся ко мне. Морщинистое лицо, кроткие голубые глаза, благообразная седая борода до груди ни дать ни взять деревенский патриарх. - Глупости спрашиваете, - сказал он. - Мы тут всегда жили. По всей долине люди селились с незапамятных времен. Живем мы вместе, семьями. Иногда попадаются бирюки, но таких раз-два и обчелся. Коекто уходит - от добра добра искать. Нас немного, но так оно и было искони. То женки не рожают, то детишки не выживают. Говорят, кровь у нас дурная. Не знаю: слухов ходит без числа, досужие языки чего только не болтают, а вот как правду ото лжи отличить? Он уперся пятками в нижнюю перекладину изгороди и обхватил руками колени. Пальцы у него были по-стариковски скрюченные, острые костяшки, казалось, вот-вот прорвут кожу. На тыльных сторонах ладоней отчетливо проступали синие вены. - А с Кладбищем вы уживаетесь? - поинтересовался я, Он ответил не сразу, он с первых слов произвел на меня впечатление человека, который сначала думает, а потом говорит. - Да вроде бы, - отозвался он наконец. - Они, черти, все ближе подбираются. Ходил я туда пару раз, толковал с этим... ну как его... Он нетерпеливо прищелкнул пальцами. - С Беллом, - подсказал я, - Его зовут Максуэлл Питер Белл. - Точно, с ним самым. Толковал я с ним, да ни до чего мы не договорились. Он скользкий как угорь. Улыбается, а чего - кто его разберет? Он хозяин, а мы - так, мелкота. Я ему говорю; вы наседаете на нас, сгоняете с насиженных мест, а в округе полным-полно заброшенных земель. А он мне: мол, своей землей вы тоже не пользуетесь. Ну, я отвечаю, что, дескать, пускай мы не пашем, но жить-то нам надо; к тесноте мы непривычные, нам простор подавай. А он меня спрашивает, есть ли у нас право на землю. Я говорю: какое такое право? Вы мне ваше право докажите. Мекал он, мекал, да так ничего путевого и не сказал. Вот вы, мистер, вы человек пришлый; может, вам известно, есть ли у него право на нашу землицу? - Сильно сомневаюсь, - фыркнул я. - Уживаться мы с ними уживаемся, - продолжал он. - Некоторые наши подрабатывают у них: ну там, копают могилы, траву подстригают, деревья с кустами подрезают. Они порой зовут нас, когда не могут обойтись своими силами. Сами понимаете, могильник требует ухода. Если б мы того захотели, мы могли бы делать куда больше, да какой от работы прок? У нас есть все, что нам нужно, и им попросту нечего нам предложить. Одежда? Овцы дают нам довольно шерсти+, чтобы прикрыть срам и не замерзнуть в холода. Выпивка? Мы гоним самогон, и кладбищенскому пойлу до него, пожалуй, далеко. Если самогон настоящий, после него и нектар отравой покажется. Что еще? Кастрюли со сковородками? Да много ли их надо? Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим, охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон конечно, не только это, но в основном порох и свинец. Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот, из трубы тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме. Старик заметил, что я разглядываю бочонок. - Помойный, - сказал он. - Мы бросаем в него картофельные очистки, капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака? - Честно говоря, нет, - признался я. - Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, - буркнул он. Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали. Кажется, он меня не понял. Он мотнул головой в сторону амбара, около которого с самого утра пристроился Бронко. - Значит, вон та штуковина работает на вас? - Изо всех сил, - ответил я, - и куда как толково. Он очень восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого возникнет музыка и... - Музыка? Как если играют на скрипке, что ли? - Можно и на скрипке, - сказал я. Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой. - Я вот о чем хотел вас спросить, - переменил я тему разговора.Что это за штука - Разорительница? - Точно не знаю, - сказал он. - Ее называют так, а почему непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила. Опасно только оказаться у нее на дороге. Она - редкая гостья в наших краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать. Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не рассчитывая, впрочем, на удачу. - А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной? Он со страхом посмотрел на меня. - Какой машиной? - переспросил он. - Да с кем ей биться-то? - Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету? По его ответу я понял, что он не лукавит, - просто время стерло воспоминания о тяжелой године. - Народ болтает всякое, - проговорил он. - Коль ты парень с головой, то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ - ну, тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек, но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы - люди тихие, живем скромно и к сплетням не прислушиваемся. - А книги? - воскликнул я. - Были да сплыли, - ответил он. - Я про них слышал, но ни одной в глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и, верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга? Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы, как мне показалось, скрыть замешательство. - Ваш аппарат придет на праздник? - спросил он. - И будет смотреть и слушать? - Да, - сказал я. - Спасибо вам, кстати, за гостеприимство. - Народ начнет подходить, лишь солнце сядет. Будет музыка и танцы, а на улицу выставят столы с угощением. У вас на вашем Олдене бывают такие гулянки? - Отчего же нет, - сказал я, - только гулянками их не называют. Не сговариваясь, мы замолчали. Мне подумалось, что день, вроде бы, выдался неплохой. Мы прошлись по полям, и старик с гордостью показал мне, какое у них уродилось зерно; мы заглянули в свинарник и понаблюдали, как поросята с хрюканьем роются в отбросах; мы полюбовались на работу кузнеца, который при нас докрасна раскалил лемех плуга, ухватил его щипцами, бросил на наковальню и пошел стучать по нему молотом так, что во все стороны полетели искры, мы насладились прохладой амбара и воркованьем голубей на сеновале, беседа наша была неторопливой, потому что нам некуда было спешить. Да, денек выдался хоть куда. В одном из домов распахнулась дверь, и наружу выглянула женщина. - Генри! - позвала она. - Где ты, Генри? Старик медленно слез с изгороди. - Это они меня ищут, - проворчал он. - Нет чтобы объяснить, что случилось. Решили, видно, что я сижу без дела. Пойду узнаю, чего им надо. Я смотрел, как он лениво спускается по склону холма. Солнышко согревало мне спину. Пойти, что ли, поискать, чем заняться? Должно быть, выгляжу я как петух на насесте; и потом, неудобно бездельничать, когда кругом все работают. Однако я испытывал странное нежелание что-либо делать. Впервые в жизни мне не нужно было ни над чем ломать голову. И я не без стыда признался самому себе, что такое положение вещей меня вполне устраивает. Бронко по-прежнему стоял у амбара, а Синтии не было видно с тех пор, как она выплеснула что-то в помойный бак. Интересно, где это целый день пропадает Элмер? Он словно подслушал мои мысли: вышел из-за амбара и направился прямиком ко мне. Он не проронил ни слова, пока не приблизился вплотную. Я заметил, что ему явно не по себе. - Я ходил посмотреть на следы, - сказал он негромко. Сомневаться не приходится: прошлой ночью мы видели боевую машину. Я обнаружил отпечатки протекторов: такие могла оставить только она. Я прошелся по колее: она умчалась на запад. В горах найдется немало таких уголков, где она сможет укрыться. - От кого ей прятаться? - Не знаю, - ответил Элмер. - Поведение боевой машины непредсказуемо. Десять тысяч лет она была предоставлена самой себе. Скажи мне, Флетч, чего можно ожидать от ее комбинированного интеллекта после стольких лет одиночества? - Либо ничего, либо всего сразу, - хмыкнул я. - Во что превратилась боевая машина, которая уцелела в чудовищной бойне? Что побуждает ее к жизни? Как воспринимает она окружающее, столь отличное от того, для которого ее изготавливали? И вот что странно, Элмер: похоже, люди совершенно не боятся ее. Она для них - нечто непостижимое, а, как я успел убедиться, постигнуть они не в силах очень и очень многого. - Чудные они какие-то, - проговорил Элмер. - Мне здесь не нравится. Я чувствую себя не в своей тарелке. Сомневаюсь, чтобы та троица с енотом заявилась к нашему костру без причины. Ведь им по пути надо было преодолеть колею боевой машины. - Ими двигало любопытство, - сказал я. - У них тут тишь да гладь, поэтому, когда что-нибудь происходит, их разбирает любознательность. Так было и с нами. - Естественно, - согласился Элмер. - И все же... - Факты? - Да нет, ничего конкретного. Но что-то меня тревожит. Давай сматывать удочки, Флетч. - Я хочу, чтобы Бронко записал праздник. Едва он закончит, мы сразу уйдем.