Андрей Жвалевский - Те, которые

И мы действительно записались на танцы!

Тоня в день первого занятия трижды звонила мне по пустяковым поводам, между делом интересуясь, не забыл ли я, чем мы собираемся заниматься вечером.

Я не забыл. Хотя народ ко мне валил, что называется, нескончаемым потоком. Строгая секретарша Валентина Аркадьевна с непреклонностью бетонной стены отфутболивала тех, кто не был записан на сегодня, но они все равно умудрялись прорываться. Якобы просто засвидетельствовать почтение и узнать, «как там на югах» – на самом деле с тайным или явным желанием выплеснуть все, что накипело на их истерзанных душах за время моего отпуска.

Мы с Валентиной проявляли чудеса изворотливости, чтобы не задерживать очередь. Мне это стоило обеденного перерыва. Чего это стоило секретарше, догадаться было невозможно. Валентина Аркадьевна, подтянутая, седовласая, стройная, очень напоминала гимназистку… Нет, скорее выпускницу института благородных девиц (мне довелось побывать там году эдак в 1916-м). С посетителями она управлялась только модуляциями голоса. Складывалось ощущение, что в этой несгибаемой женщине установлен терморегулятор интонаций: от нуля («Проходите, пожалуйста») до минус двухсот пятидесяти («Если вы, молодой человек, еще раз принесете сюда свои кастрюли, я буду вынуждена обратиться в милицию»). Плюсовых интонаций от нее не доводилось слышать ни разу.

Мы с Валентиной прекрасно играли классическую пару «Плохой коп – хороший коп». Клиенты ее откровенно боялись, а многие и жаловались. Я сочувственно кивал, обещал повоздействовать, а возможно, и уволить к черту за нечуткость. Меня горячо благодарили, но к концу сеанса обычно оттаивали настолько, что уже в дверях просили:

– А секретаршу вашу, пожалуйста, не наказывайте! Я же понимаю, у нее работа такая…

Словом, в конце рабочего дня, убегая на танцульки, я искренне пообещал Валентине, что подниму зарплату. Она без улыбки протянула мне лист бумаги и ручку:

– Вот вам, Сергей Владимирович, бумага, пишите приказ.

– Завтра, Валентина, завтра.

– Завтра вы и не вспомните. Вы всегда только в первый день после отпуска о повышении говорите.

На том и расстались. Такая уж у нас, как подсказывала чужая память, традиционная шутка.

В клуб приехали к самому началу занятий, поэтому вступительное слово тренера пропустили. Впрочем, и не переживали по этому поводу. Встали в линию и принялись водить руками и ногами…

…Обратно ехали в молчаливом возбуждении. Я и не ожидал, что от дрыганья ногами может возникнуть такая неподдельная мышечная радость. Тоня щурилась и мурлыкала что-то про себя. Я прислушался: она отбивала счет: «Ча-ча-ча, два, три. Ча-ча-ча, два три…»

Настя уже спала, мы на цыпочках пробрались в спальню.

– Ужинать не будешь? – спросила Тоня.

– Да я, как ни странно, и не голоден.

– А я проголодалась, – жена вдруг обняла меня и принялась недвусмысленно оглаживать…

…Кажется, дочку мы все-таки разбудили. Но она девочка тактичная, поэтому не стала вламываться в родительскую спальню с вопросами, о чем это мы тут кричим.

Дважды в неделю мы отправлялись на танцульки, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Я получал два удовольствия сразу: от движений под музыку и от осознания собственной мудрости. Дело в том, что Тоня на танцах расцветала и становилась лет на пятнадцать моложе.

И это самым положительным образом сказалось на наших взаимоотношениях.

Так продолжалось две недели, а потом супруга неожиданно спросила:

– А можно, я буду еще в понедельник и среду танцевать?

Я задумался и виновато признался:

– Тош, у меня никак не получится.

– Да я вообще-то только про себя говорила… – Тоня уже погасла. – Ладно, извини, это я так…

Весь вечер она старательно делала вид, что все в порядке, но перед сном пожаловалась на головную боль и напилась снотворного. Я лежал рядом с женой, слушал ее неровное дыхание и пытался смоделировать ситуацию.

Теоретически, можно и мне напрячься, танцевать не два, а четыре раза в неделю. Но это временное решение. Тоня в точке неуверенного равновесия. Она пытается выйти из-под моего крыла, сделать что-то сама. Что-то, что позволит ей себя осознать. Пока что у Антонины было все одно доказательство собственного существования – дочка. Любому, кто спросит мою жену: «А что ты сделала в этой жизни?», она молча покажет на Настю, и этого окажется достаточно.

И все-таки, все-таки… Дочка уже большая. Значительная часть того, что она достигла – это не мамина заслуга. И не папина. А еще ей почти восемнадцать, значит, есть вероятность, что скоро она станет совсем отдельным человеком. Со своей судьбой, своей семьей. Наверное, даже со своими детьми. А Тоня останется одна. Только муж и танцы.

Танцы… Там она не просто моя жена. Там она особенная, она, может быть, даже лучшая. Во всяком случае, она кто-то.

И ей хочется увеличить этого «кого-то», дать ему побольше жизни и свободы.

Я лежал и думал, что мне делать с ее судьбой, потому что сейчас все зависело от меня. Представлял разные варианты, выбирал те, что окажутся для Тони более комфортными. И не всё в этих вариантах было хорошо для меня, ее мужа.

– Ничего, – прошептал я, – авось обойдется.

Следующим утром за завтраком я настолько рассеян, что сыплю в чай соль.

– Сереж, что-то случилось? – на лице жены такое неподдельное сочувствие, что я не могу не поделиться заботами.

– Да тут предлагают расширение бизнеса… Деньги хорошие готовы вложить.

Задумчиво тру подбородок, Тоня встревожена. Она знает, что это сигнал крайней озабоченности.

– Что-то незаконное?

Усмехаюсь:

– Тонь, когда я незаконными делами занимался? Нет, законно, но хлопотно.

Она настаивает, чтобы я рассказал. Я ломаюсь немного, потом рассказываю, что нашелся человек, который хочет устроить психологические тренинги для подростков. Выезды на природу, ролевые игры. Тоня слушает меня, сложив руки в замок, смотрит в сторону, чтобы скрыть свою заинтересованность.

Я жалуюсь:

– Условия неплохие, но где я время возьму?

– Найми кого-нибудь.

– Пытаюсь. У нас этим никто сроду не занимался, опыта работы ни у кого нет. Конечно, желающих энтузиастов – море. Но…

Я пренебрежительно машу рукой.

– Я уже скорее тебя на эту работу взял бы.

Отхлебываю чай (уже с сахаром, Тоня заменила).

– Так возьми, – вроде бы в шутку говорит она.

Я улыбаюсь, отпиваю еще. Глаза мои сужены, я обдумываю предложение.

– Хм… Ну, не знаю…

Смотрю на часы.

– Тонь, если ты серьезно…

– Вполне.

– …то я только за. Жаль упускать такое предложение.