Юрий Петухов - Вторжение из ада

Долгий и скрытый процесс перерождения властных структур, переходящий в полное и чудовищное, но потаенное нутряное вырождение! Неужели это стало возможным сейчас?! Неужели это случилось?! Четьфе с половиной века власть в России была светла и неколебима, прочна и народна… казалось, это навсегда, не будет больше темных лет и затравленных поколений. И вот- снова они у кормил, снова выродки-дегенераты!

Иван был готов биться головой о стены, об пол. Он готов был бесноваться не хуже буйнопомешанного, рвать зубами серый синтокон, грызть, царапать, орать, в кровь кусать губы… Но он не делал этого. Он лежал на спине, широко раскинув руки и уставившись в серый потолок.

Он собирал сгустки ярости, безумия, ненависти к врагам своим и выбрасывал их в пространство, очищая душу свою. Нет, они не сломят его, не смогут, он сильнее их!

Сильнее при всей своей наивности, при всей доверчивости и чистоте. Он не станет таким же, он не будет уподобляться выродкам.

Но что же творится с Россией?! Почему опять это случилось?! Так было давным-давно, в конце двадцатого века, когда внутри могучей и великой державы вызрели черви-паразиты, источавшие Ее, изъедавшие. Они проникли во все поры исполинского тела, они проползли в сердце, в вены, артерии, они поразили нервную систему и захватили мозг. Разрушители Державы стали ее правителями. И принялись за свое чудовищное дело. Они заняли все высшие посты — и они убивали Ее; расчленяли, резали по живому, вырезая Народ, Нацию. И благославлял этих выродков-дегенератов на их кровавые преступления тот, кого называли в суесловии земном «патриархом». Этот благообразный на вид «пастырь» обнимал и целовал убийц, расстреливавших Народ, он освящал их злодеяния своим присутствием… А сам планомерно и неостановимо уничтожал Русскую Православную Церковь, расчленяя и Ее на куски и отбрасывая их, отрекаясь от них, наводняя живое тело Церкви людьми чужими, злобными, иноверящими, но скрывающимися под православными масками, изъедающими Православие изнутри. Этот «пастырь» коленопреклоненно пресмыкался пред иудеями и католиками, масонами и язычниками, взывая к ним и зовя их на духовную власть в убиваемую Державу. За все предыдущее тысячелетие Христианства на Руси не было еретика и ереси более страшных и дьяволоугодных, чем выродившийся в архипастыря и губивший паству, чем все содеянное им во славу и пользу врагов отечества. Власть выродков-разрушителей была долгой и лютой — вволю понатешились они над поверженным Русским исполином, вволю напились крови его. Но пришел конец этой сатанинской власти, и вместе с правителями-иудами на все времена был предан анафеме, вековечному проклятию лжепастырь. И воздалось им по делам их за черные, самые страшные во всю историю человечества преступления. И судимы они были, и наказаны за лютость свою и неправду.

Это было давно. Очень давно. Черная зараза измены, предательства, вырождения была выведена с земли Святорусской. Казалось, навсегда… АН, нет! Иван лежал и смотрел в серый потолок. Прав был Гут, простота хуже воровства! Он сам пришел к этому иуде! Сам пал в его черные лапы! А ведь мог выверить все, узнать наверняка… нет, не жажда знания в нем возобладала. А вера — слепая вера, что на Руси не может ныне быть зло на престоле — не может, и все тут! Пробрались! И сюда пробрались! Он искал зло в Системе, на Харханах, в Пристанище трижды проклятом… но самое страшное зло ждало его здесь. Нет, оно не ждало, оно действовало — оборона разрушена, службы безопасности разогнаны, армии и флотилии у черта на куличках, народ ничего не знает, народ вновь одурманивается… как и тогда. Проклятье! История повторяется, это какое-то чертово колесо, дьявольская спираль! Но тогда, в двадцатом, еще оставались бойцы, еще были в силе воины русские — их было мало, совсем мало, сотни, тысячи — но они были! А сейчас, в двадцать пятом?! Сейчас все убаюканы, все пребывают во снах райских… Сейчас — он один в поле воин! И поле это — Вселенная.

Иван перевернулся лицом вниз, уткнулся в синтокон и заскрежетал зубами. Вот все и закончилось. Психушкой! Так и сгорит Земля в синем пламени- вместе с этой психушкой, этой палатой-камерой и заточенным в ней узником. И ничего больше не будет. А будет лишь подготовленная выродками власть сатаны во Вселенной, то есть — мрак, ужас и хаос. И за все свои злодеяния, за выслугу перед преисподней получат выродки право сдохнуть последними… и ничего боиее. Но и за это право оттянуть свою смерть хоть на несколько часов, на несколько секунд, они угробят все человечество, обрекут на муки адские сирых и убогих, старых и больных, молодых и богатых, всех без разбору… Нет, они вовремя погибли! Перед глазами у Ивана вновь стояла та самая картина, которая не давала спать, мучила — две скрюченные фигуры на поручнях космолета, смертное, страшное пламя, пожирающее их. Отец и мать. Окраина Вселенной. Двести с лишним лет назад! Они и не могли дожить до этого времени. Он сам чудом дожил. Он сам не нынешний, не теперешний. Он рожденный тогда, он осколок прежних времен Может, именно поэтому он и остался единственным во чистом поле воином? Он старше всех их на столетия, старше даже самых старых, морщинистых и согбенных старцев. Он воин еще той России. Но он и воин этой, погибающей Великой России! Он воин всего Человечества! Воин в заточении… Воин ли?

Карлик Цай ван Дау возник перед его взором внезапно, черной, крохотной тенью. И сразу предупредил:

— Я не смогу тебя вызволить отсюда.

— Ретранс сломался? — предположил Иван, почти не удивившись.

— Нет, он работает. Но что-то случилось с твоим телом. Я уже пробовал сфокусироваться на тебе извне, но пошли какие-то волны и все размыло, не могу даже объяснить.

— И не надо, — прервал его Иван. — Как там наши парни?

Цай никогда не кривил душой.

— Если ты не выкарабкаешься в ближайшие дни, — сказал он, — то они просто разбредутся. И второй раз их не собрать, Гут предлагает взять эту крепость для психов штурмом… Мы бы ее взяли. Но это будет такая засветка, после которой ни один твой план не пройдет.

— Согласен, это лишнее, — кивнул Иван.

— И что же тогда?

— Дай мне собраться с мыслями, я только что прочухался!

— Ты здесь уже двенадцатый день, — тихо сказал Цай.

У Ивана дыхание перехватило. Почти две недели он провалялся в беспамятстве, с ума сойти!

— Там, снаружи, еще не началось это?

Карлик помотал головой. Бельма у него стали больше, они почти закрывали глаза, подернутые кровавыми прожилками, острый костистый подбородок подрагивал, незаживающая рана на лбу была заклеена, биопластырем, почерневшим от сочащейся крови. Вид у Цая ван Дау был обычный — изможденный.